Сады Солнца
Шрифт:
— А смогу я отправиться на Землю?
— Если считаете, что сумеете выжить там, почему бы и нет?
В первый раз после ареста в сердце Фелиса родилась слабая искорка надежды. Он всегда мечтал вдохнуть земной воздух, пройтись под голубым небом, увидеть своими глазами леса и океаны. Конечно, Фелис не получил бы такой шанс, если бы не заслужил его. Убитый брат, Дейв-27, когда–то сказал, что добро может вырасти из зла так же, как из грязи растут прекрасные цветы. Уже прошло пять лет искупления за злое дело. Возможно, за десять лет вина искупится полностью, Фелис очистится и сможет начать новую
Фелис выбрал — и отправился на Луну.
Он полетел вместе с тремя такими же капо и несколькими десятками заключенных, которых отобрали европейцы: бывшими членами сената Ксамбы, правительства Багдада на Энцеладе; это были лидеры ненасильственного протеста, они удрали в Ксамбу с началом войны. Капо и заключенные провели путешествие в холодном сне, в гибернационных гробах, загруженных в трюм грузового корабля. Корабль вышел на орбиту вокруг Земли, гробы перегрузили на челнок, тот прибыл на Луну, где груз и оживили.
Фелис Готтшалк очнулся в тюремной клинике — вялый, растерянный, с горящей огнем кожей. Он не сразу понял, что пострадал от редкой нетипичной реакции при воскрешении и чуть не умер. На следующий день, когда он уже мог более или менее ясно мыслить, пришла медтехник, похожая на птичку бледнолицая старушка с лоснящимися рыжими волосами, подрезанными так, что они казались шлемом на маленькой голове. Техник принесла еще одну дозу плохих новостей, кратко, но дружелюбно рассказала о том, что у Фелиса развивается аутоиммунная болезнь, напоминающая системную волчанку.
— Ваша иммунная система атакует ваши же соединительные ткани в суставах и легких и на вашей коже. Скажите, перед тем как отправиться сюда, вы страдали от раздражения кожи?
— В тюрьме у всех были проблемы с кожей, — ответил Фелис. — Грязный воздух, и ели мы только КАВУ-пищу.
— У вас сейчас очень сильная реакция, поразившая восемьдесят процентов кожи. Я прописала вам стероиды, чтобы уменьшить воспаление. У вас также немного уменьшилась способность легких усваивать кислород из–за рубцов, появившихся от небольших воспалительных очагов. Со временем рубцевание увеличится, дышать станет тяжелее. Это повлияет на сердце, потому что в кровь будет поступать меньше кислорода, сердцу придется качать интенсивнее. К тому же у вас будет развиваться лейкемия. Ваша иммунная система начинает атаковать клетки костного мозга, производящие эритроциты — клетки, переносящие кислород. С этим я могу бороться переливанием крови. Возможно, я смогла бы излечить лейкемию пересадкой костного мозга, если бы нашелся совместимый с вами донор. Но это нелегко.
Техник сурово посмотрела на Фелиса Готтшалка.
— Видите ли, я секвенировала вашу ДНК и обнаружила кое–какие изменения.
Шпион попытался приподняться. Но он был очень слаб, а тяготение на Луне намного сильнее, чем на Рее. Да и желание убить старуху быстро прошло. Фелис упал на подушку, кровь бешено колотилась в висках. Он спросил, что она собирается делать.
— Если считаете, что я выдам вашу тайну здешнему начальству, то, уверяю вас, заблуждаетесь. Насколько я понимаю, мы тут все в одной лодке, включая капо. И даже тех капо, которых модифицировали очень необычным образом: сделали мускулы сокращающимися
Шпион отвернулся, чтобы не смотреть в глаза технику.
— Перед войной ходили слухи о том, что «призраки» зашли очень далеко в генной модификации людей.
— У меня было необычное детство, но я не «призрак», — сказал шпион.
— Не хотите рассказывать — не рассказывайте. Я не буду выпытывать. Но все, что вы знаете, может помочь в разработке терапии для вас, — сказала старуха и объяснила, что не может вылечить его, потому что не имеет доступа к необходимым ретровирусным препаратам.
Можно попросить о помощи бразильцев и европейцев, управляющих тюрьмой, но, если они согласятся лечить, обязательный генетический скан выявит все странные модификации. Можно смягчить проявления болезни переливаниями крови, большими дозами стероидов, даже фототерапией. Но если ничего не сделать с глубинной причиной, то проявления со временем будут ухудшаться и осложняться.
— Если уж нет шанса на выздоровление…
— Вы хотите знать, не убьет ли вас болезнь? Да, к сожалению, убьет. Но не сразу.
— Сколько у меня времени? — спросил шпион.
— Честно говоря, я не знаю. Ответственные за ваше состояние гены локализованы во многих местах ДНК, они разные, их активирует большое число внешних воздействий. Проще говоря, ваша болезнь — результат сложного взаимодействия ваших генных модификаций и внешнего влияния. Возможно, те, кто модифицировал вас, не представляли последствий. Или посчитали подобный исход маловероятным. В любом случае, хотя болезнь по признакам схожа с волчанкой, этиология разная, и развитие тоже будет, скорее всего, иным. С определенностью я знаю только то, что вы болели уже давно, но болезнь, несомненно, обострилась после гибернации либо выхода из нее.
— Я проживу десять лет? — спросил шпион.
— Вы хотите знать, сможете ли дожить до конца своего срока?
— Я хочу знать правду, — сказал он.
— Извините, но вряд ли.
От смеха болят легкие. Там будто шевелится что–то тяжелое и острое. Воспаленная кожа на лице лопается сотней крохотных трещинок. Слезы катятся из глаз, падают на щеки — и щекам больно. Боже мой, больно даже плакать. Но смех выпустил на свободу что–то уже давно сидевшее и грызшее изнутри. Шпион ощущал, как оно оставило его.
— Я думал, меня покарали за то, что я возомнил себя кем–то другим, а не собой, — смеясь, сказал шпион старухе. — Но меня покарал не бог, не судьба. Все гораздо проще. Делавшие меня люди плохо справились с работой. Только и всего.
2
Когда наступал ее черед укладывать близнецов, Мэси Миннот приглушала свет в спальной нише до яркости ночных звезд и рассказывала историю про Землю. Мэси с удивлением обнаружила в себе талант рассказчицы, так запросто и внезапно, будто упала, споткнувшись, и нашла дар. Кстати, так она и начала вечернюю сказку о своей придуманной юности.