Сафар-наме, или Книга Странствий
Шрифт:
– Точно! – поддерживал Левко. – Видать, лешак-то пожалел тебя один раз. А во второй решил отказать. Тут уж, князь, ничего не поделать. Давай-ка повертаем взад. Опять же, дома работы невпроворот.
Я кое-как выпросил себе ещё несколько дней, но впустую. Пришлось возвращаться в деревню…
– Ничего, Федь, – стал при встрече утешать меня Илья. – Не горюй! И вообще, пока тебя не было, я вот что решил. Раз из-за меня убыток претерпеваешь, то пока не отыщем для тебя чуда чудного, не будет мне покоя. Не допущу, чтобы ты с пустыми руками остался. Так что, вот тебе моё братнее слово! Все силы положу, а будет у тебя если не живая вода, то иная диковина, о какой даже царям
Не стал я вслух высказывать сомнения, одолевшие меня при этой клятве. В Индии, или Магрибе – да, есть смысл поискать! А на Руси? Ну, разве здесь могут сыскаться магические предметы, свидетельствующие о могуществе их создателей? Хотя с другой стороны, ведь живая-то вода скрывалась не где-нибудь, а здесь, на севере! Это ли не знак судьбы? А то, что она «утекла» из моих рук, так ведь не впустую – на благое дело. Так что буду верить, что удача не отвернулась от меня.
Осталось только крепко обняться и скрепить наш союз рукопожатием. Илья, явно обрадованный тем, что я принял его помощь, лукаво подмигнул и воскликнул:
– А давай-ка я тебе теперь покажу Бурушку.
Он сорвался с места и скрылся в овине, ставшем конюшней. Оттуда донеслось игривое ржание, и вскоре он уже выводил на двор гнедого двухлетка.
– Вот! – горделиво подбоченился Илья. – Мой Бурушка!
У меня чуть глаза на лоб не вылезли:
– Это что, тот самый жеребёнок-доходяга?
– Ага, – заулыбался новоиспечённый коновал. – Представляешь, ты в лес ушёл, а ему на третий день все хуже и хуже. Уже и с земли не встаёт и не ест. Ну всё, помирает мой Бурушка. Я и руки опустил было. Сижу дома, горюю, вдруг вижу – бурдюк твой брошенный из-под живой воды. Я его поднял, а там булькнуло чегой-то! Короче, я с него плошку-то живой воды и сцедил! Со стеночек! Бурушке своему сразу отнёс. И всё! Встал на ножки мой коник и пошёл расти прямо не по дням, а не знаю, как. А я ему ещё и сам бурдюк скормил, на полоски нарезал и скормил. Вдруг, думаю, он тоже впитал в себя живой воды. А Бурушке моему – всё польза. Так что думаю, месяц-другой и у меня не конь будет – а загляденье.
Я совершил несколько успокаивающих дыхательных упражнений, посмотрел на чистое синее небо, что раскинулось над нами, и подумал, что прав был один древний иудейский мудрец, сказавший, что всё вокруг нас "суета сует и всяческая суета". А, подумав так, расслабился и сказал побратиму:
– Это точно! Ну а теперь готовься, будем делать из тебя богатыря!
И потянулись размеренные дни. С утра до вечера мы с Ильёй пропадали в поле, сопровождаемые детишками, с любопытством глазевшими на наши упражнения. Для начала я решил обучить побратима правильному бою. Пару дней ушло на изготовление деревянных мечей и щитов. На утро третьего я показал Илье как правильно держать меч, начальные выпады и приёмы парирования. А потом сказал:
– Давай попробуем. Бей.
Я выставил свой меч острием вверх, приветствуя Илью. И тут он ударил!!! Мой меч словно снесло ветром! А рука онемела до локтя!
Ещё несколько раз я честно пытался обучить побратима, так же как учили меня. Но тщетно. Каждый поединок заканчивался после первого же удара Ильи. Дошло до того, что я стал бояться крепко сжимать рукоять меча, а это уже никуда не годилось.
Тогда я просто стал показывать основные движения и их связки, а он повторял в поединке с невидимкой. Я смотрел со стороны, как он работает, и внутренне ужасался. Илья мог без устали прыгать хоть целый день с тяжеленным древесным стволом, заменившим ему меч. Рассекаемый стволом воздух издавал гудение, слышимое, наверное, даже в деревне. Изящества в этом не было никакого,
О таком богатыре наверняка мечтают все правители мира. Илья ещё не понимает, что стоит целой армии. Но уже сейчас ясно, что ему предстоят великие битвы, и великая слава. Главное, чтобы рядом был человек, способный подсказать дельную мысль в затруднительном положении. А то слишком уж он добродушен и наивен. И я окончательно решил, что этим человеком для Ильи буду я. В Эсфахан возвращение с пустыми руками заказано. А заняться поисками неизвестно чего, да ещё и неизвестно где, с таким товарищем не в пример сподручней.
…С луком вышло ещё хуже, чем с мечом. Ни одна тетива, которую я сплёл, не могла выдержать рук моего побратима. Они рвались, словно прогнившие нитки. Но и тут нашёлся неплохой выход.
Я стал учить его кидать дротики. Правда самодельные наши дротики не имели железных наконечников и размерами больше походили на копья. Зато Илья метал их на расстояние, превышавшее в несколько раз полет стрелы. Осталось добиться прицельной меткости. Однако, чего бог не дал, того не дал. Но, в конце концов, я решил, что один вид прилетевшего из такой дали дротика должен впечатлить кого угодно.
Днём я занимался с Ильёй, а вот по вечерам была скука смертная. Не умели славяне хорошо повеселиться после трудового дня, не было у них такой привычки. А мне чего-то эдакого хотелось. И тут я придумал. Нарды! Вот чем могу занять себя.
Этим же вечером я собрал деревенских мужиков на разговор. Сначала они никак не могли взять в толк, чего от них надобно. Но природная смекалка взяла верх. И к следующему вечеру всё необходимое было изготовлено, причём с первого раза. Доски оказались расписаны приятными глазу орнаментами. А камни мужики нарезали из берёзовых да дубовых плашек. Кости же выточили из конских бабок, причём, сколько я не рассматривал готовые изделия, а не смог найти изъяна. Тогда я объяснил правила, и игра пошла! Мужики быстренько разохотились, и с тех пор недостатка в компаньонах я не испытывал.
К моему удивлению, самым азартным оказался Несмеян. Когда же он выиграл у меня (должен сказать, что это было один-единственный раз, и то потому, что кости мне не шли всю игру), то закатил очередной пир.
Так, в трудах и заботах, незаметно пролетел ещё месяц. И в деревне, закончившей летнюю страду, заговорили о празднике уборки урожая. Услышав об этом, я вспомнил, что в моих родных краях тоже сейчас готовятся отпраздновать Михрган, и слегка взгрустнул.
Всё реже мне вспоминался Иран. Всё больше и больше я привязывался к этим местам и людям их населявшим. Славяне мало чем отличались от нас, хоть и являлись по сути своей варварами. Они тоже умели радоваться и смеяться, враждовать и любить. И пусть они были язычниками, но также, как и для нас, для них было святотатством осквернить землю, воду, или огонь. Они тоже хотели добра своим детям. И тоже не любили кочевников.
Эх! Видел бы меня сейчас Али ибн Масуд! В льняной рубахе навыпуск с узором по вороту и по долу, подпоясанный пеньковой верёвкой, в узких портах. Я даже научился наматывать онучи так, чтобы не натирать ноги в лаптях.
…Меж тем Бурушка окончательно вырос и превратился в огромного, воистину богатырского коня. Рядом с ним Самум выглядел недоростком. Одна отрада – всё ж таки, мой скакун резвее. Зато Бурушка мог вынести Илью, а это само по себе дорогого стоило.
Накануне осеннего празднования Илья объездил Бурушку и теперь они заново, уже как седок и скакун привыкали друг к другу, совершая длительные выезды. А я в это время чинил и приводил в порядок свои вещи, готовя их к походу.