Сафари в Ла-Пасе
Шрифт:
– Ты здесь один? – спросила она.
– Да.
– Кроме тебя, – никого?
Он кивнул головой:
– Никого. Они придут позже. У меня есть немного «Пепси-колы».
Глаза девушки сверкнули. Она села.
– Ладно, – сказала она, – неси свою «пепси-колу».
Желая подольше насладиться видом красавицы, Мендиета выходил пятясь.
Потрясенный «чуло» остановился на пороге. Лицо его вспыхнуло, а дыхание снова перехватило. Девушка сидела на кровати и стригла ногти. Но индейцу было непонятно, зачем ей для этого понадобилось снимать пуловер. Красотка подняла голову, улыбнулась
– Огромное спасибо, – произнесла иностранка нежным, почти ласковым голосом и лучезарно улыбнулась. Сжимая обеими руками свой М-16, Антонио смотрел, как, не отрываясь, она пила из горлышка бутылки теплую жидкость и стыдил себя за то, что уже выпил половину сам. Зрелище опускавшегося, а затем поднимавшегося адамова яблока прямо-таки заворожило парня. Покончив с напитком, девушка поставила бутылку на пол и только теперь, казалось, обратила внимание на его персону.
– Жарко, – пропела она.
Действительно, жара стояла тяжелая и влажная. Однако ночи были холодными. Антонио захотелось сказать что-нибудь светское, но слова не приходили в голову. А выйти теперь из комнаты было выше его сил. Ему до смерти хотелось потрогать нежные и круглые груди иностранки, дразнившие его из-под прозрачной ткани. В глазах его было столько напряжения, что девушка рассмеялась:
– Тебе плохо? Да?
Ничего не ответив, «чуло» боднул головой воздух и отвернулся. Пленница снова взялась за ножницы. Вдруг она прервала свое занятие.
– Страшно жарко... Ты не помог бы мне снять сапоги?
Парень заколебался. Одной рукой стянуть сапоги было невозможно. Значит, надо будет поставить винтовку. А что если она ее схватит? Антонио был в растерянности. Грудь иностранки притягивала, как магнит... А что если удастся ее нечаянно задеть?.. Он выскочил из комнаты, приставил винтовку к стене и быстро возвратился. Вцепившись в кровать, девушка откинулась назад, и он потянул. Сапоги снялись с обидной легкостью. Обманутый в своих ожиданиях, Антонио встал. Задеть грудей так и не удалось.
– Спасибо, – поблагодарила иностранка.
И в то же мгновение Мендиета увидел то, чего никак не мог ожидать.
С олимпийским спокойствием девушка расстегнула молнию джинсов и, стянув их со своих длинных ног, осталась в полупрозрачных белых трусиках. Затем, сложив брюки, она положила их на кровать и повернулась к нему. Сквозь тонкую ткань Антонио отчетливо видел темный и выпуклый треугольник. «Чуло» открыл рот и, как завороженный, смотрел на несколько шаловливых волосиков, выбивавшихся из-под трусов иностранки.
– Страшно жарко, – объяснила она и, мило улыбнувшись, спросила:
– Тебя это не смущает?
Антонио Мендиете еще никогда не приходилось видеть таких красивых ног. Бедра блондинки были стройными и тугими, ее колени – круглыми, а щиколотки – удивительно изящными... А уж этот восхитительный цвет кожи!.. Девушка поудобнее устроилась на кровати и опять принялась за ногти.
Она сидела прямо перед «чуло», широко расставив ноги и склонив головку набок. Вот она поставила пятку на кровать и взялась теперь за ногти ноги. Натянутая прозрачная ткань обтягивала ее формы с анатомической откровенностью.
Девушка подняла глаза и улыбнулась, поглядев на зеленые брюки солдата.
– Иди сюда, – ласково сказала она, хлопнув ладонью возле себя.
Послушно, как робот, Антонио сел, вдыхая аромат молодого женского тела. Ноздри его раздувались. Он покосился. Сбоку грудь блондинки выглядела еще более полной. Мендиета попытался глядеть только на ножницы, но глаза упрямо опускались к белым трусикам.
В течение какого-то времени, показавшегося ему бесконечно долгим, они сидели неподвижно... Затем девушка вдруг повернулась и смущенно посмотрела на него. Антонио не был слишком искушен в любви, и ему пришла шальная мысль, что иностранка ждет его и что он, дурак, рискует упустить такой редкий случай... Пьянящее ликование, как снежная лавина, уничтожило всю его стеснительность... «Чуло» протянул руку и положил ладонь на бедро девушки.
Та лишь отвернулась, продолжая обрабатывать ноготь большого пальца. Посидев так, Антонио набрался храбрости и, вытянув другую руку, погладил грудь иностранки. От прикосновения к нежной и теплой плоти сердце его бешено заколотилось. Ему до смерти хотелось сорвать лифчик. Но вместо этого рука лишь крепко сжала бедро девицы.
Щелкнув последний раз ножничками, она разогнулась и откинулась на спинку кровати. Ее вызывающий взгляд застыл на лице индейца... Рука его поползла вверх по ноге, и ладонь ощутила вдруг что-то влажное и податливое. Не осмелившись просунуть руку под трусы. Мендиета стал с наслаждением гладить полупрозрачную ткань.
Это испытание оказалось для «чуло» чрезмерным. Он почувствовал сладостное щекотание между ног и понял, что переоценил свои силы. По внезапно остановившемуся взгляду парня пленница догадалась, что произошло. Она ласково погладила черные волосы Антонио левой рукой, слегка приподняв его голову. Сцепив пальцы, он сидел не двигаясь.
Когда левая рука прекрасной белокурой иностранки погрузилась в шевелюру Мендиеты и потянула голову назад, он уже не сопротивлялся.
Тогда правой рукой она изо всех сил всадила свои маленькие ножнички в его правый глаз.
Майор Гомес с ненавистью смотрел на Антонио Мендиету, сидевшего в углу комнаты с широкой повязкой на правом глазу. Красный ручеек сочившейся крови был уже возле шеи. На улице, толкаясь и ругаясь, люди из «политического контроля» извлекали из джипа троих подозреваемых и одного раненого партизана. День прошел удачно. И все же майор был взбешен: Мартину, невесту Джима Дугласа, найти так и не удалось. Похоже, ей удалось сесть в какую-нибудь ехавшую в Ла-Пас машину. Неудовлетворенная страсть майора боролась в его душе с беспокойством. Если эта бельгийка расскажет в своем посольстве, что он ее похитил и изнасиловал, могут быть неприятности. Даже для такого всемогущего человека, как он.