Сага о Бриттланде
Шрифт:
Все старались сидеть под крышей, выходя только для неотложных дел. И вот тут нашлось подходящее дело для Манвина. Жрец он там или нет, но историй всяческих он знал преогромное количество, и вскоре мы приноровились слушать их в пересказе Леофсуна. Впрочем, с каждым разом его помощь нужна была все меньше и меньше, потому как норды волей-неволей запоминали бриттские слова, многие из которых были схожи с нашими.
– В начале времен во всем мире существовала одна лишь бездна, она охватывала всё и всё было ею. Бездна была темна, потому что не существовало света, бесконечна,
Я слышал, что старик говорил «Домну», но Леофсун переиначивал слова на нордский манер.
– Мрак и бездна сплелись воедино, и от их союза родились первые твари-фоморы. Они были громадными и уродливыми, но в вечной темноте никто не видел их уродства. У некоторых было слишком много рук, ног или лап, у других — слишком мало, даже если некоторые тела походили на человеческие, то их головы были звериными. И время бездны длилось очень долго, но никто не может сказать, сколько, так как не было еще ни дня, ни ночи, ни зимы, весны, осени и лета. Фоморы плодились и размножались, и вскоре их стало столько, что даже бесконечная бездна пресытилась ими.
Но не все фоморы были такими уж уродливыми и ужасными. Были среди них и иные. Отрекся от матери-бездны фомор Ллудд, который стал первым богом. Он отличался от остальных величественной фигурой воина и владыки, а также невероятной красотой. Ллудд отыскал в бездне богину Дану, вывел ее оттуда и вместе они породили всех прочих богов, которых стали называть детьми Дану. Но Бездна разгневалась на сына-предателя, наслала на него фоморов, и те разорвали Ллудда на мелкие кусочки.
Дану, супруга Ллудда, долго горевала о смерти мужа. Она пошла в Бездну и собрала его тело до последней капли крови, до последнего волосочка. Из его мышц она сделала землю, из черепа — небо, костями отделила бездну от земного мира и костями же укрепила небо над сушей. Его кровь стала реками и озерами, волосы — травами и деревьями. Сама она стала превратилась в яркое светило и поднялась повыше, дабы следить за созданным ей миром, а ее дети поднялись на небо и смотрят на нас из созвездий. Мы и посейчас можем видеть созвездия под названиями «Двор Дану»[16], «Замок Аранрод»[17] и «Замок Гвидиона»[18].
Мальвин рассказывал еще много-много историй про сражения потомков Дану и фоморов, которые больше походили не на битвы богов и тварей, а на ссоры между ярлами или даже обычными бондами. Они делили земли, женщин, оружие и редкие сокровища, путешествовали, пили, буйствовали и обманывали. Потому я слушал их скорее как россказни о жизни бывалого хирдмана, но это помогало скрашивать наши вечера.
А однажды редким недождливым утром наши охотники отправили за добычей, но быстро вернулись с криками:
– Тварь! Тварь вернулась.
Бритты всполошились, перепугались. Бабы побежали за козами и детьми — волочь их в дом, дети — от них во двор с деревянным оружием. А мы с азартом — к Эноку, уже влетевшего в ворота ограды.
– Я заметил ее следы на крайних деревьях. И знаете что? Это такая же тварь, как мы у бонда
– Кай! Кай! Она сила? Или ты сила? – набросились на меня мальчишки, быстрее всех схватывавшие нордский язык.
– Сильная. Почти как Альрик. Но мы ее легко побьем, – улыбнулся я, растолкал их и подошел к остальным ульверам.
Энок показал ее следы: свежие, явно прошлась после дождя, а тот закончился лишь под утро. Альрик посмотрел и сказал:
– Собирайтесь, пойдем по следу. И в этот раз мы ее убьем сами. Не иначе, сам Фомрир решил дать нам возможность все исправить. Тогда нашу тварь убил глупый мальчишка, недостойный даже первой руны, и забрал нашу удачу. Сейчас мы ее вернем. И после этого мы сможем восстановить свое доброе имя. Поэтому мы пойдем так же, как и тогда.
А это значило, что Плосконосый и Булочка останутся с бриттами. Правда, сейчас мы сильнее рунами и слабее количеством. С нами не было ни Тулле, ни Халле, ни Эгиля Кота, который лучше всех разбирал следы.
Ульверы вмиг похватали оружие и двинулись на охоту.
Как и тогда, тварь сначала шла по земле, но чем дальше мы пробирались по лесу, тем следов понизу становилось меньше. Может, она не хотела приводить людей к своему логову? Если у нее, конечно, было хоть какое-нибудь логово. Но мы уже знали, где и что искать, да и запах твариный чувствовался отлично.
И на какое-то мгновение мне вдруг показалось, что я помнил не такую же охоту, а эту самую. Я помнил и этот запах сырости пополам с гнилью, и озноб от сорвавшейся с ветки капли, которая умудрилась попасть за ворот прямо на голую кожу, помнил шорохи от шагов ульверов, помнил даже азарт, охвативший меня, и злость от неудобного легкого топора.
Альрик поднял руку. И это ощущение пропало. Мы замерли.
Энок медленным и тягучим движением поднял лук, положил на тетиву стрелу, так же медленно натянул… Вжик! Жалкий взвизг. И мы рванули вперед. Точно волки.
И стоило лишь подумать о волках, как я вдруг снова разделился на части, десять из которых были рядом со мной, бежали к подстреленной твари, стреляли из луков, размахивали мечами и секирами, уворачивались от летящих в лицо щупалец. Я сам был одной из них и вместе со всеми рубился с тварью, подцепил одно из щупалец и дал ударить по нему Видарссону. Кивнул ему, не глядя обогнул Сварта, который ухватил два щупальца и рвал их из тела твари.
Но еще две частички были далеко. Одной из них было очень хорошо: малая толика возбуждения от нее долетела и до меня, а второй было очень плохо: боль, ужас, страх скручивались воедино и били по сердцу.
Раненая тварь с отрубленными щупальцами и исколотыми лапами лежала перед нами, скаля зубы. А мы ждали слова Альрика, как ждали их и в тот раз.
– Вепрь. Это твоя руна, – сказал хёвдинг.
Вепрь радостно оскалился, поднял секиру и со словами «Тебе, Фомрир!» отрубил твари голову. Пятая руна!
Ульверы засмеялись, хлопали со всей силы Вепря по спине и плечам, а тот отмахивался от их ударов с улыбкой. Вепрь был старше нас всех, и уж кто-кто, а он точно заслужил это повышение.