Сага о двух хевдингах

Сторбаш Н.В.

Лишь к ночи я почуял неподалеку шестирунного. Рысь спрятал руны, чтоб не заметили, пошел проверить, вернулся с Хотевитом и сразу ушел обратно в лес, чтоб глянуть, не привел ли наш курчавый живич кого-то еще. Купец обрадовался, завидев меня, видать, Леофсуна он не так крепко запомнил, а вот я напротив опечалился, так как при нем не было ни сундука, ни тяжелой мошны, лишь легкий плетеный короб за спиной. Ни в жизни не поверю, что там лежит всё наше серебро. Хотя чего это я прежде времени беспокоюсь? Вдруг он золотом отдаст?

— Кай! — воскликнул Хотевит и затарахтел

на живом.

В его речи часто мелькало имя Дагны, но пусть сожрет меня Бездна, если я понимал, что он лопочет. Впрочем, мои познания в его языке тоже невелики. Не кричать же «С Альдоги мы!»

— Где серебро? Плата где? — спросил я и ткнул пальцем в кожу с его словами. — Никакой Дагны, пока не увижу платы.

Он закивал, полез в короб и вытащил… Нет, не огромный кусок золота, не кошель с серебром, не литой браслет и не толстую цепь. Он вытащил еще один отрез тонкой беленой кожи.

Я невольно зарычал, прыгнул к Хотевиту и впился рукой в его горло.

— Снова несказанные слова? Снова какие-то хитрости? Сколько еще будешь меня дурить? Что ты говорил? Что твой род заплатит, даже если сдохнешь! И где мое серебро? Где оно?

Пальцы сжимались сильнее и сильнее, купец выронил кожу, беспомощно замолотил по руке, прохрипел что-то. Мне хотелось сломать его горло и вырвать из тела, но разве это вернет хирду добычу? Хоть душу отведу, любуясь его перепуганной мордой. И вдруг он обмяк и повис в моей хватке.

Помер?

Да быть того не может! Я даже не придушил его толком, дышать он точно мог. Да и разве хускарл свалится от такой малости? Точно! Хускарл! Я все еще чуял его руны. Хотевит будто уснул. Я выпустил его, и он полег к моим ногам.

— Что, уложил купца? — спросил Рысь, выныривая из лесных сумерек. — Никого вроде нет, но лучше бы убраться подальше, пока ночь не настала.

— Он не принес серебра.

— Да и в Бездну! — отмахнулся Леофсун. — Неужто мы еще не добудем?

— Добудем, но там будет уже другое серебро. Да и с чего бы мне что-то дарить Жирным? Ты бы видел их сытые рожи!

— Увидел бы, коли б ты с моста не спихнул.

Хотевит вдруг зашевелился, открыл глаза, ощупал шею, потом неуверенно поднялся на ноги и, углядев бесполезный кусок беленой кожи, бросился к нему.

— Нет, Кай, нет! Серебро! — он тряс кожей перед моим лицом, будто оттуда должны посыпаться богатства.

— Пошел прочь! Возвращайся в свой Раудборг. Или как там вы его называете? В Велигород. Серебро нет? Дагна тоже нет!

Купец сорвал с пояса мошну и сунул мне в руки, потом снял браслеты и цепь, вытащил из короба мешочек и тоже отдал. Я проверил. В мошне набиралась едва ли марка серебра, при том не кусками металла или лома, а в виде плоских кругляшей. У нас на Северных островах такие тоже ходили, но были не в чести, так как серебра зачастую в них было не так уж много. Браслеты и цепь тянули еще на полмарки. Из мешочка я вынул узорное колечко из золота, но там едва ли на эрторг(1) набиралось.

— Кажись, он кольцо Дагне нес, — сказал Рысь, разглядев улов. — Может, это утренний дар на свадьбу?

Я посмотрел на свою жалкую добычу,

вздохнул и вернул купцу. Забрать всегда успеется.

— Ладно, отойдем от деревни, переночуем, а с утра двинем.

Махнул Хотевиту, и мы отошли глубже в лес.

С утра я пробудил дар, чтобы узнать, как дела у хирда, и с удивлением понял, что один ульвер ходит где-то неподалеку. А вскоре увидел, как Коршун и живич, который не Велебор, выходят из-за деревьев.

— Вы чего здесь? Случилось что? — нахмурился я.

— Да что-то запереживали за тебя. Как ни глянем, ты на одном место торчишь, не уходишь. Думали, мож, поймали вас и взаперти держат, вот и решили проверить. Полдня бежали и почти всю ночь.

— Как раз вовремя. Ты… забыл, как величать, — обратился я к живичу.

— Твердята.

От голосов проснулся Хотевит, увидел Твердяту и вновь затараторил, вытащив всё ту же ненавистную кожу с узорами.

— Хотевит говорит, что не смог забрать серебро из родового дома, да и нет у них столько. Серебро ведь мертвым грузом лежит и прибыли не приносит, почти все богатство рода — это корабли и люди, товары и лавки. Потому он и обещал заплатить вперед только за часть, а остальное хотел распродать от своего имени. Но сейчас Хотевиту с трудом удалось выбрался из Велигорода, и он никак не мог захватить больше.

— Зато вот эту тряпку взял!

— Это не тряпка. На этом пергаменте записан долг годрландского… — Твердята замялся, не зная, как лучше сказать на нордском, — ярла. Он взял у рода Жирных взаймы и пообещал вернуть через три года. Хотевит отдает этот долг тебе. Если придешь к тому ярлу, он даст много серебра и золота, больше, чем должен Хотевит.

— Снова пустые слова. И плевать, слышу я их ушами или вижу глазами! Как слова помогут раздать доли моим хирдманам? Как слова накормят? Или, может, ульверы возьмут слова и будут ими сражаться? Нет, мне нужно то, что я смогу пощупать руками. Пусть оно звенит, шуршит или пахнет!

— Это верное дело. В Годрланде к долгам относятся крайне серьезно.

— В отличие от Жирных!

— Хотевит и так навлек гнев своего рода, взяв пергамент без позволения отца.

— А его невеста навлекла на ульверов гнев всего Велигорода! В Бездну! Всех в Бездну! И живичей, и Жирных, и Хотевита с Дагной вместе.

Твердята замолчал, выслушивая слова купца, но мне ничего не сказал, ответил ему сам. Купец заулыбался, оттаял чуток и уже не смотрел на меня так испуганно, как прежде. Видать, живич сказал, что с Дагной всё хорошо.

— Где живет тот годрландский ярл? Как его найти? — оборвал я их болтовню.

Хотевит вздрогнул и неохотно ответил. Твердята с той же неохотой пересказал:

— Он живет в Годрланде. В главном его городе Гульборге.

Ударом кулака я переломил ближайшее деревце.

Годрланд? Гульборг? Единственное, что я знал про те земли — они дюже далеко. А еще их захватили сарапы десяток зим назад или чуть больше. И ни то, ни другое меня ничуть не радовало.

Рысь спросил:

— А какие именно слова написаны в твоем свертке? Кому обещал вернуть долг ярл?