Сага о Фафхрде и Сером Мышелове
Шрифт:
— Может быть, — не стал возражать Фафхрд. — Не знаю, клешская это куртизанка или холм, но у него несколько лиц.
Фафхрд попал в самую точку. При богатом воображении, бугристые склоны холма можно было принять за какие-то чудовищные лица с закрытыми глазами — кроме одного, который мерцал перед ними. Ближе к подножию холма лица, словно восковые, стекали вниз каменными ручейками — или это были слоновьи хоботы? — впадая в зеркальную, похожую на кислоту воду. Тут и там на фоне зелени краснела небольшая скала; это напоминало то ли о пятнах крови, то ли о красногубых ртах. Округлая вершина холма разительно отличалась по цвету и, казалось, была сделана из розовато-телесного
Холм был явно вулканического происхождения. Словно какая-то дикая, первобытная сила, более необузданная, чем все известные Фафхрду и Мышелову, вынесла земную плоть на поверхность и та навечно застыла, соприкоснувшись с молодым и еще слабым миром, — застыла в постоянном бдении, ожидании, томлении.
А потом иллюзия исчезла — четыре лица пропали, черты пятого заколыхались и стали нерезкими. Холм снова стал холмом — вулканической причудой Стылых Пустошей, зеленым холмом со сверкающей точкой на склоне.
Фафхрд шумно вздохнул и принялся обозревать дальний берег озера. Он был кочковатый, поросший какой-то темной растительностью, которая неприятно напоминала мех. В одном месте из него торчал каменный столб, похожий чем-то на алтарь. А вокруг густого кустарника, расцвеченного кое-где красными листьями, простирались лед и снег, на которых изредка виднелись большие камни да кучки карликовых деревьев.
Однако мысли Мышелова были заняты другим.
— Глаз, Фафхрд! Радостный, сверкающий глаз! — зашептал он очень тихо, словно находился на людной улице и его мог подслушать какой-нибудь осведомитель или соперник. — Только раз я видел такое сверкание, это было при лунном свете, в царской сокровищнице. Тот огромный бриллиант мне унести не удалось. Помешала сторожевая змея. Ее я, конечно, убил, но своим шипением она разбудила других стражей. А сейчас нужно всего лишь взобраться на холм. И если даже на таком расстоянии камень светится столь ярко, — для пущей убедительности Мышелов вцепился пальцами в ногу Фафхрда, в чувствительное место ниже колена, — сам подумай, до чего он громаден!
Северянин, слегка нахмурившись от боли, равно как от дурных опасений и предчувствий, тем не менее алчно вдохнул ледяной воздух.
— И мы, бедные мародеры с разбитого корабля, — восторженно продолжал Мышелов, — сможем рассказать изумленным и завистливым ланкмарским ворам, что не только прошли по гряде Бренных Останков, но и обчистили их по пути.
И Мышелов весело понесся по узкой тропке, переходившей в неширокую скалистую седловину над озером, которая соединяла горный массив с зеленым холмом. Фафхрд двигался не так быстро и не спускал глаз с холма, ожидая, что лица появятся снова или исчезнут вовсе. Но ни того, ни другого не случилось. Ему пришло в голову, что холм, пусть даже частично, — дело человеческих рук, да и мысль об идоле с бриллиантовым глазом не казалась такой уж невероятной. Почти добравшись до конца седловины, у самого подножия холма, Фафхрд налетел на Мышелова, рассматривавшего плоский черный камень, испещренный черточками явно искусственного происхождения, как с первого взгляда убедился Северянин.
— Руны тропического Клеша! — пробормотал он. — Откуда они взялись здесь, так далеко от джунглей?
— Надо полагать, их вырезал какой-то обмороженный до черноты отшельник, в безумном озарении научившийся клешскому языку, — язвительно заметил Мышелов. — Ты что, забыл нашего ночного гостя с ножом?
Фафхрд лишь коротко кивнул. Друзья склонились над
— Семь черных… — с трудом прочел Фафхрд.
— …жрецов, — закончил Мышелов. — Это мы прочли правильно, кто бы там ни были эти жрецы. А дальше что-то про бога, зверя или дьявола — вот этот замысловатый иероглиф означает одно из трех, в зависимости от окружающих слов, которых я не понимаю. Это очень древняя надпись. И семь черных жрецов должны не то служить этому замысловатому иероглифу, не то держать его связанным, а может, и то, и другое.
— И пока будет длиться это служение, — продолжал разбирать Фафхрд, — этот самый бого-звере-дьявол будет лежать спокойно… или спать… или останется мертвым… или не встанет…
Внезапно Мышелов подскочил, болтая в воздухе ногами.
— А скала-то горячая! — пожаловался он.
Фафхрд кивнул. Даже через толстые подметки своих сапог из моржовой кожи он начал ощущать странное тепло.
— Горячее, чем пол в преисподней, — заметил Мышелов, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой. — Ну что, Фафхрд? Полезем или нет?
Внезапно расхохотавшись, Фафхрд отозвался:
— Да ведь ты, малыш, уже давно принял решение! Разве это я завел разговор о громадных бриллиантах?
И они полезли, выбрав место, где конец гигантского хобота или щупальца, а может, и складка оплывшего подбородка выступала из гранитной скалы. Лезть было нелегко с самого начала: зеленые камни имели округлую форму без каких-либо следов долота или топора, что сильно поколебало и без того сомнительную теорию Фафхрда относительно того, что холм — наполовину рукотворный.
Друзья карабкались и карабкались вверх, изо ртов у них вырывались облака пара, хотя камень чуть ли не обжигал им руки. Дюйм за дюймом преодолев скользкую поверхность с помощью рук, ног, локтей, коленей и даже обожженных подбородков, они оказались на нижней губе одного из ртов зеленого холма. Похоже, на этом их восхождение и закончилось: громадная щека над ними была совершенно гладкой и выступала вперед на длину копья.
Однако Фафхрд снял со спины у Мышелова веревку, ранее служившую вантой на их разбитом одномачтовике, завязал на конце петлю и бросил ее в сторону лба, из которого торчало нечто вроде рога или короткого щупальца. Петля села на место с первого же раза. Фафхрд, навалившись всем своим весом, натянул веревку, проверяя ее на прочность, после чего вопросительно взглянул на спутника.
— Что ты надумал? — осведомился Мышелов, любовно приникнув к скале. — Эта затея начинает казаться мне дурацкой.
— А как же алмаз? — с добродушной иронией отозвался Фафхрд. — Он ведь такой большой, Мышелов, просто громадный!
— Скорее всего, это кусок кварца, — кисло ответил Мышелов. — У меня что-то пропал к нему аппетит.
— А вот я, — вскричал Фафхрд, — наоборот нагулял аппетит!
И, держась за веревку, он прыгнул в пустоту, плавной дугой огибая щеку в прозрачном, залитом солнечными лучами воздухе.
Несколько мгновений ему казалось, что раскачиваются озеро и зеленый холм, а не он сам. Остановился он как раз напротив чудовищно припухшего века. Забравшись на него и отыскав на припухлости хорошую опору для ног, он швырнул конец веревки Мышелову, который был скрыт от него щекою гигантского лица. После третьего броска конец веревки не вернулся. Фафхрд присел на корточки и надежно закрепился. Веревка у него в руках натянулась. Вскоре и Мышелов уже стоял рядом с ним на выступе.