Сага о Форсайтах
Шрифт:
Однако в этот вечер Ирэн была особенно молчалива. Он никогда еще не видел такого выражения на ее лице. И так как необычное всегда тревожит. Сомс встревожился. Он кончил есть маслины и поторопил горничную, сметавшую серебряной щеточкой крошки со стола. Когда она вышла, Сомс валил себе вина и сказал:
– Был кто-нибудь сегодня?
– Джун.
– Что ей понадобилось?
– Форсайты считают за непреложную истину, что люди приходят только тогда, когда им что-нибудь нужно.
– Наверно, приходила поболтать о женихе?
Ирэн молчала.
–
Он почувствовал себя неловко под взглядом Ирэн.
– Ты не имеешь права так говорить!
– воскликнула она.
– Почему? Это все замечают.
– Неправда. А если кто-нибудь и замечает, стыдно говорить такие вещи.
Самообладание покинуло Сомса.
– Нечего сказать, хорошая у меня жена!
– воскликнул он, но втайне удивился ее горячности: это было не похоже на Ирэн.
– Ты помешалась на своей Джун! Могу сказать только одно; с тех пор как она взяла на буксир этого "пирата", ей стало не до тебя, скоро ты сама в этом убедишься. Правда, теперь вам не придется часто видеть друг друга: мы будем жить за городом.
Сомс был рад, что случай позволил ему сообщить эту новость под прикрытием раздражения. Он ждал вспышки с ее стороны; молчание, которым были встречены его слова, обеспокоило его.
– Тебе, кажется, все равно?
– пришлось ему добавить.
– Я уже знаю об этом.
Он быстро взглянул на нее.
– Кто тебе сказал?
– Джун.
– А она откуда знает?
Ирэн ничего не ответила. Сбитый с толку, смущенный, он сказал:
– Прекрасная работа для Боснии; он сделает на ней имя. Джун все тебе рассказала?
– Да.
Снова наступило молчание, затем Сомс спросил:
– Тебе, наверно, не хочется переезжать?
Ирэн молчала.
– Ну, я не знаю, чего ты хочешь. Здесь тебе тоже не по душе.
– Разве мои желания что-нибудь значат?
Она взяла вазу с розами и вышла из комнаты. Сомс остался за столом. И ради этого он подписал контракт на постройку дома? Ради этого он готов выбросить десять тысяч фунтов? И ему вспомнились слова Боснии: "Уж эти женщины!"
Но вскоре Сомс успокоился. Могло быть и хуже. Она могла вспылить. Он ожидал большего. В конце концов получилось даже удачно, что Джун первая пробила брешь. Она, должно быть, вытянула признание у Боснии; этого следовало ждать.
Он закурил папиросу. В конце концов, Ирэн не устроила ему сцены. Все обойдется - это самая хорошая черта в ее характере: она холодна, зато никогда не дуется. И, пустив дымом в божью коровку, севшую на полированный стол, он погрузился в мечты о доме. Не стоит волноваться; он пойдет сейчас к ней - и все уладится. Она сидит там во дворике, под японским тентом, в руках у нее вязанье. Сумерки, прекрасный теплый вечер...
Джун действительно явилась в то утро с сияющими глазами и выпалила:
– Сомс молодец! Это именно то, что Филу нужно!
И, глядя на непонимающее, озадаченное лицо Ирэн, она пояснила:
– Да
Ирэн ничего не знала.
– А! Мне, должно быть, не следовало рассказывать?
– и, нетерпеливо взглянув на свою приятельницу, Джун добавила: - Неужели вам все равно? Ведь я только этого и добивалась. Фил только и ждал, когда ему представится такая возможность. Теперь вы увидите, на что он способен, - и вслед за этим она выложила все.
Став невестой, Джун как будто уже меньше интересовалась делами свой приятельницы; часы, которые они проводили вместе, посвящались теперь разговорам о ее собственных делах; и временами, несмотря на горячее сочувствие к Ирэн, в улыбке Джун проскальзывали жалость и презрение к этой женщине, которая совершила такую ошибку в жизни - такую громадную, нелепую ошибку.
– И отделку дома он ему тоже поручает - полная свобода. Замечательно!
– Джун расхохоталась, ее маленькая фигурка дрожала от радостного волнения; она подняла руку и хлопнула ею по муслиновой занавеске.
– Знаете, я просила даже дядю Джемса...
– Но неприятные воспоминания об этом разговоре заставили ее замолчать; почувствовав, что Ирэн не отзывается на ее радость, Джун скоро ушла. Выйдя на улицу, она оглянулась: Ирэн все еще стояла в дверях. В ответ на прощальный жест Джун она приложила руку ко лбу и, медленно повернувшись, затворила за собой дверь...
Сомс прошел в гостиную и украдкой выглянул из окна.
Во дворике, в тени японского тента, тихо сидела Ирэн; кружево на ее белых плечах чуть заметно шевелилось вместе с дыханием, поднимавшим ее грудь.
Но в этой молчаливой женщине, неподвижно сидевшей в сумерках, чувствовалось тепло, чувствовался затаенный трепет, словно вся она была охвачена волнением, словно что-то новое рождалось в самых глубинах ее существа.
Он прокрался обратно в столовую незамеченным.
VI
ДЖЕМС ВО ВЕСЬ РОСТ
Не много времени понадобилось на то, чтобы слух о решении Сомса облетел всю семью и вызвал среди родственников то волнение, которое неизменно охватывает Форсайтов при всяком известии о каких-либо переменах, связанных с имущественным положением одного из них.
Сомс тут был ни при чем, он твердо решил никому не говорить о постройке дома. Джун от избытка радости сообщила новость миссис Смолл, позволив ей рассказать об этом только тете Энн, - она рассчитывала, что это подбодрит старушку! Тетя Энн уже много дней не покидала своей комнаты.
Миссис Смолл сразу же поделилась новостью с тетей Энн, а та улыбнулась, не поднимая головы от подушки, и проговорила дрожащим внятным голосом:
– Как это хорошо для Джун; но все-таки надо быть очень осторожным это так рискованно!
Когда тетю Энн снова оставили одну, лицо ее омрачилось тревогой, словно облаком, предвещающим дождливое утро.
Лежа столько дней у себя в комнате, она ни на одну минуту не переставала набираться силы воли; этот процесс отражался и на ее лице - легкие складки то и дело залегали в уголках ее губ.