Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
«Великий Пророк, — говорилось в письме, — я пишу это сообщение, зная, что завтра меня, возможно, уже не будет в живых, и это мой последний шанс рассказать о случившемся. Два дня назад на нас напал отряд людей, эльфов и полукровок. Всадники поймали нас в ловушку у подножия Халькистовых гор, неподалеку от водопада на реке Керати. Нас осталось только пятнадцать. Я посылаю это письмо со своим лучшим бойцом, Нортифинтасом. Великий Пророк, напавшие на нас люди и эльфы — не разбойники, это организованная кавалерия. Они знали, где устроить засаду на нас, знали, сколько нас, и мне кажется, что нас предали. В Сильваносте есть
В течение бесконечно долгих минут Ситас в ужасе молча смотрел на отца, затем у него вырвалось:
— Чудовищно!
— Предательство в моем собственном городе. Кто это может быть? — вслух размышлял Ситэл.
— Какая разница? Его можно найти. Гораздо важнее другое: кто платит предателю? Мне приходит на ум только император Эргота! — убежденно произнес сын.
— Ты прав.
И верно, больше ни у кого не было таких денег и таких веских причин начать тайную войну против эльфийского народа. Ситэл взглянул на принца, и ему показалось, что сын постарел на много лет.
— Я не хочу войны, Ситас. Я не хочу этого. Мы еще не получили ответа ни от императора, ни от короля Торбардина на наше предложение все обсудить. Если представители этих народов прибудут к нам на переговоры, у нас останется возможность сохранить мир.
— Это также даст врагам время, в котором они нуждаются, — заметил Ситас.
Пророк взял у сына пояс и деревянный стержень и вставил опору на прежнее место в троне, а пояс обмотал вокруг талии. К Ситэлу возвратилось прежнее спокойствие, годы словно отступили прочь, а вместо них на его лице читалась решимость.
— Сын мой, поручаю тебе найти изменника. Мужчина или женщина, молодой или старый — пощады ему быть не может.
— Я исполню это, — поклялся Ситас.
Каждый вечер обитатели дворца Квинари собирались на ужин в зале Балифа. Это был не столько прием пищи, сколько повод встретиться — здесь были обязаны присутствовать все придворные, а также некоторые жрецы и знатные эльфы. Пророк Ситэл и госпожа Ниракина занимали места у дальнего конца огромного овального стола. Слева обычно сидели Ситас и Герматия, а далее по кругу — все гости в порядке их значимости. Таким образом, справа от Ситэла обычно оказывался самый скромный из придворных. В последнее время чаще всего здесь сидел Таманьер Амбродель — за спасение жизни госпожи Ниракины во время восстания ему пожаловали титул.
Зал был полон народа, и когда вошла Герматия вместе с Таманьером, никто еще не садился. Ситэл пока не появлялся, и гости не имели права занимать места до его прихода. Ситас бесстрастно стоял возле своего кресла. Герматия надеялась пробудить его ревность, появившись под руку с доблестным Таманьером, но принц продолжал задумчиво разглядывать стоявшую перед ним золотую тарелку.
Вошел Ситэл со своей супругой. Слуги подвинули царственной чете кресла, и Ситэл занял место за столом.
— Пусть боги даруют всем вам здоровье и долгую жизнь, — негромко произнес он.
Огромный зал был выстроен таким образом, что все сказанное на одном конце стола могли услышать на противоположном. Традиционное пожелание перед началом ужина донеслось до всех собравшихся.
— Да здравствует Звездный Пророк! — хором отвечали гости, и после продолжительного шарканья ног и скрипа стульев все, наконец, расселись.
Появилась
Молодые эльфийские горничные в платьях из желтой газовой материи сновали среди гостей, наполняя их тарелки дымящимся черепаховым супом. Для тех, кому суп был не по вкусу, подали свежие фрукты, собранные утром в плодородных садах на восточном берегу. Мальчики сгибались под тяжестью высоких амфор, наполненных до краев пурпурно-красным нектаром, и без устали наполняли бокалы гостей.
Когда подали первое блюдо, Станкатан дал знак слугам, стоявшим у дверей зала. Створки распахнулись, и вошли три музыканта. Игроки на флейте, лире и трещотке заняли места в дальнем конце зала, чтобы не мешать разговору за столом.
— Я слышал, — начал старый Ренгальдус, глава гильдии Гранильщиков, — что намечается тайное совещание с представителями Эргота.
— Ну, это давно известно, — ответил жрец Зертинфинас, срезая верхушку с сочной дыни и выколупывая на тарелку семена. — И гномов из Торбардина тоже пригласили.
— Я никогда не видела людей вблизи, — заметила Герматия. — И не разговаривала ни с одним из них.
— Ты не много потеряла, госпожа, — утешил ее Ренгальдус. — Их язык груб, а тела покрыты густой шерстью.
— Прямо скоты какие-то, — согласился Зертинфинас.
— Это ты так считаешь, — вмешался в разговор Таманьер. Все глаза обратились к нему. Не принято было, чтобы такие незначительные придворные говорили за столом; — Мне пришлось познакомиться с некоторыми из людей там, на равнинах, и многие из них оказались добрыми малыми.
— Может, и так, но разве не правда, что они вероломны? — поинтересовался мастер гильдии Сапожников. — Неужели они всегда держат слово?
— Очень часто. — Таманьер бросил взгляд на своего покровителя, Ситаса, в поисках признаков неудовольствия. Сын Пророка, как обычно, ел мало, отщипывая по одной виноградинке от грозди, лежавшей на тарелке. Казалось, он не слышал слов Таманьера, и молодой придворный ободрение продолжал: — Люди могут быть исключительно честными, может быть, как раз потому, что они знают о лживости многих своих сородичей.
— У них неисправимо ребяческие нравы, — со знанием дела вещал Зертинфинас. — Да и как может быть иначе? Живя на свете всего лишь семьдесят лет или около того, разве успеешь приобрести хоть какую-то мудрость или терпение?
— И все же они не совсем безнадежны, — отметил Ренгальдус, с чмоканьем отхлебнул добрый глоток нектара и вытер подбородок атласной салфеткой. — Сотню лет тому назад не существовало на свете человека, способного огранить алмаз или отполировать сапфир. А теперь ремесленники в Далтиготе научились обрабатывать драгоценные камни и их изделия заполнили рынки! Мои агенты в Балифоре сообщают, что изготовленные людьми бриллианты хорошо идут там в основном потому, что они дешевле наших. Покупатели обращают внимание не столько на качество, сколько на цену.