Сага о королевах

Хенриксен Вера

Только тут мы поняли, как стали близки друг другу. Любовь к Богу и ближнему своему выросла в Гуннхильд в пламя, которое зажгло во мне любовь в ночь после смерти Уродца. Ее любовь передалась мне.

Перед нами открывался новый путь — путь любви к ближнему.

Мы боролись. И говорили об этом, не называя вещей своими именами.

Гуннхильд первой нашла в себе силы сказать:

— Ты должен один отправиться в Ирландию, Ниал. Ты должен стать священником.

— Нет, — резко ответил я. Мне претила мысль уехать от

Гуннхильд, женщины из страны Тирнанег.

Но я знал, что она права.

— Я не могу, — прошептал я.

— У тебя есть силы. И у нас нет другого способа служить Богу и людям, — возразила Гуннхильд.

— А что же будет с тобой?

— Я уже думала об этом. Честно говоря, мне не кажется, что епископ Адальвард был прав, когда наложил на меня обет воздержания. И уж тем более не может он говорить о греховности нашего с тобой брака — что он вообще знает о нас? И если я действительно приму обет воздержания, то сделаю это не из-за епископа. Я постараюсь искупить вину — и не только свою. Например, гордыню и жажду власти Адальварда и архиепископа. Я думала о твоих ирландских монахах, которые отправлялись в дальние путешествия, чтобы избежать искушений. Мне кажется, что для этого не обязательно уплывать на одинокий остров.

Она помолчала. Я обнял ее.

— Жизнь без тебя превратится в череду серых дней, — помедлив продолжила Гуннхильд. — Но разве это не участь всех людей? Поэтому всем нам надо искать утешения у Бога. Может быть, мне удастся скрасить серую жизнь других людей. Почему бы мне не начать служить Богу и ближнему своему таким образом?

У меня не было слов. Я подумал, как изменилась Гуннхильд, которая когда-то была готова убить Энунда от скуки. И которая высекла рабыню из-за плохого своего настроения. Она многому научилась — верности и преданности, силе и власти, ответственности и доброте, прощению и любви. Яркое пламя, пылавшее в ее душе, осветила события моей жизни и изменило меня.

— Ты помнишь историю о Скойтине, которую сам же мне и рассказал? — неожиданно спросила Гуннхильд.

Я не помнил — так много всего я рассказывал ей за последние два года.

— Святой Скойтин шел по морю, и навстречу ему на корабле плыл Барра. «Как тебе удается ходить по воде?» — удивился Барра. «Это не вода, а цветущий луг», — ответил Скойтин. Он сорвал красный цветок и бросил его Барре. И спросил: «А как тебе удается плыть по лугу на корабле?» Барра нагнулся, вытащил из моря рыбу и бросил ее Скойтину.

Гуннхильд помолчала, затем продолжила:

— Так и дни будут такими, какими ты захочешь их увидеть. Они могут превратиться в бескрайнее море или цветущий луг.

Я прижал ее к себе. Я знал, что мы приняли решение. И я знал, что в расставании мы станем друг другу еще ближе, чем если бы продолжали жить вместе — в измене самим себе.

Я вспомнил все случившееся за последнее время и понял, что у нас нет другого пути.

«Кем

ты хочешь быть? — спрашивает Августин в одном из своих трактатов — Каином или Авелем? И кто из нас найдет в себе силы ответить: „Каином, я встану на путь гордыни и тщеславия“?

Уж лучше тогда мы выберем путь, ведущий нас к смерти.

И все-таки я задаю себе вопрос — что бы произошло с нами, если внешние события жизни не подтолкнули нас к этому решению? Что если бы я остался здесь?

Не стало бы тогда желание власти, которое есть в каждом из нас, преобладающим? Не поддался бы я своим тщеславным устремлениям и не предал бы я самого себя? И не изменили бы мы тогда самим себе, Богу и ближнему своему?

Больше мне нечего рассказать. Я отправляюсь в страну моего детства. Но я не скучаю по Ирландии, как это ни странно.

Зато мое путешествие дало мне возможность освободить тех рабов, кто жаждет свободы.

Я не могу обещать им большего, чем свободу, христианские законы и собственное покровительство в Ирландии. Если это чего-то стоит. И я честно сказал им, что нас может ждать бедность.

В путь со мной отправляется не так уж и много рабов. Лохмач, Иша и их дети. И еще Рейм — который почти никогда ничего не говорит, потому что люди смеются над его хриплым голосом. Рейм, который в первый вечер после моего освобождения сказал, что меня освободил Уродец.

Завтра мы отправляемся в путь. Наш корабль уже готов и ждет нас. Вместе с нами едет дружина, которая вернется на корабле обратно, если я решу остаться в Ирландии. И надеюсь, что я смогу остаться там.

За Бригиту мои родичи наверное уже давным-давно заплатили выкуп. И я не собираюсь бороться за свое наследство. Я хочу быть простым священником.

Все мои рукописи переписаны и украшены орнаментами. Я оставляю эти книги в Хюсабю. Вместе с ними я кладу эти записи, сделанные на скорую руку.

Если больше не будет никаких записей, то это означает, что я остался в Ирландии. Я не вернулся.