Сага о Лейве Счастливом, первооткрывателе Америки
Шрифт:
– Но… даже если остальные отступят… разве ты не гордился бы такой великой верой? Почему ты считаешь, что должен отдать свою жизнь и жизни всех твоих людей на виселице Олава на Пасху… и наказать меня печалью на всю жизнь?
Лейв вглядывался в ее тревожные глаза. Внезапно древние боги показались ему маленькими и далекими.
– С какой радостью я остался бы жить только для того, чтобы доставить тебе удовольствие, Норна. Но я чувствую, что лучше умереть за веру, которая долгие годы поддерживала меня, чем жить ради одного бога, которого никто не почитает.
Девушка отшатнулась,
Лейв схватил ее за плечи.
– Норна, не ты ли сама говорила, что вера без дел мертва, как тело без души? Ты хочешь, чтобы я опозорил свою душу, дав клятву исповедовать веру, которая не укоренилась ни в одном человеческом сердце?
– Да она живет в сердцах тысяч! – запротестовала она. – Может быть, не здесь, не в Норвегии, где ее насаждали силой вместо любви, но во многих странах ближе к югу. Подожди, я заставлю короля дать тебе доказательство. – И прежде, чем Лейв сумел ее удержать, Норна побежала в церковь.
Лейв обратился к своим товарищам.
– Друзья, если кто-то дорожит своей жизнью настолько, что готов спасти ее любой ценой, то не позволяйте моим словам или поступкам удерживать вас от обращения в христианство. Я не буду меньше любить вас за то, что вы поступите по своему разумению.
В один голос ответили они, что жизнь без него их не привлекает. Все как один любили его и каждый с радостью последует за ним в Валхаллу.
Возле Лейва появился монах в коричневой рясе.
– Сын Эрика, король Олав ожидает тебя в ризнице.
Дав Ульву знак остаться, Лейв повернулся и зашагал к церкви. Там он нашел Норну в обществе короля и епископа Сигурда.
– Твоя прекрасная наставница почти утратила надежду преодолеть твое презрение к христианской вере, – сказал король. – Возможно, я сумею помочь.
Олав был в высшей степени серьезен, и Лейв ответил ему со всем почтением:
– Я не питаю презрения к вашей великой вере. Более того, я нахожу ваш образ поклонения лучшим.
Король подался вперед.
–Тогда почему ты так упорно бежишь от Христа?
Глаза Лейва засверкали:
– Потому что ни один человек не может жить по этой вере до тех пор, пока все не будут выполнять ее заповеди. А насколько я понял, те, кто называют себя христианами… и даже вы сами, конунг Олав… верят не так глубоко, чтобы во всем и всегда следовать заповедям.
Епископ задохнулся от возмущения, Норна побледнела, а Король покраснел.
– Почему, откуда у тебя такое представление? И я, и весь христианский народ живет по церковным законам с утра до ночи.
Лейв оставался непреклонен,
– Вы уверены? Когда вы мучаете, калечите и убиваете людей, которые отказываются верить в то, во что вы заставляете их поверить, поступаете ли вы с ними так, как желаете «чтобы поступали с вами», конунг?
Олав безмолвствовал. Лейв сурово продолжал:
– Вы проповедуете, что мечи, закаленные в любви, сильнее мечей из закаленной стали! Однако, вы всегда прибегаете к силе, когда не помогали уговоры.
Епископ попытался что-то выкрикнуть, но Лейв не дал ему такой возможности:
– Белый Христос сказал: «приходите ко мне, и дам вам жизнь». А вы угрожаете мне и всем моим людям виселицей, если мы не подставим свои головы под кропило.
Королю была дана смелая отповедь, но он не утратил самообладания. Только тяжело перевел дыхание, потом поднялся в полный рост и, не обращая внимания на бурчание епископа, протянул руку сыну Эрика.
– Лейв Эрикссон, этот день, когда ты был честен и отважен, пошел нам обоим на пользу. Нужно, чтобы ты, языческий мореплаватель, объяснил мне, христианскому королю, что мои дела расходятся с словами, и… и я люблю тебя за это!
Лицо Лейва просветлело. Он пожал протянутую руку.
– До настоящего времени, Лейв Эрикссон, я больше полагался на силу, чем на любовь. Но теперь, благодаря тебе, противоречивость моих деяний стала очевидна. – Конунг высоко поднял обнаженный меч. – Впредь… клянусь… я буду стремиться говорить и поступать только так, как, по моим представлениям, говорил и поступал бы Белый Христос, если бы оказался на моем месте.
Норне захотелось петь от радости.
Лейв тоже испытывал необыкновенную радость. Но Сигурд рассердился, когда король пожал Лейву руку.
– Лейв Эрикссон, – продолжил Олав, – Белый Христос никогда не прибегал к силе, чтобы завоевать последователей, значит, и я не буду. Тебя, отважного гренландца, никто не поведет ни к обряду крещения, ни к виселице. Ты и твои люди вольны оставаться здесь сколько угодно… или покинуть нас.
Свершилось чудо! Лейв был свободен и мог покинуть эту страну, ., а у него не было желания уйти. Но король оказывается, еще не все сказал.
– Была у меня надежда, что станешь ты ревностным христианином и понесешь свет учения Христа в языческую тьму Гренландии. Тем не менее, я больше не настаиваю на этом. И воинов не пошлю обращать Эрика Рыжего в мою веру. Я прощаю ему… так, как сейчас прощаю тебе… твое языческое упрямство.
В первый раз после долгих размышлений Олав Трюгвассон поступил с другим так, как хотел, чтобы поступили с ним, и вдруг почувствовал себя удивительно счастливым.
Когда Лейв увидел в глазах короля выражение искренней братской любви, он и в себе почувствовал чудесную перемену. Он понял, что и вправду любовь сильнее стали. Старые боги никогда не благословляли своих врагов и никогда не прощали их. Новый бог, действительно, превосходил их. Лейв понимал, что король Олав поступил с ним великодушно и благородно. Теперь и он желал отплатить ему тем же. В состоянии восторга он заговорил громким звонким голосом.
– Конунг Олав, Вы истинный христианин. К тому же, Ваша любовь победила там, где потерпели поражение сила и страх. Теперь я с радостью приму крещение и буду счастлив стать проповедником Белого Христа в Гренландии!
– Хвала Всевышнему! – Конунг обхватил Лейва за плечи и прижал к себе. Епископ крепко пожал ему руку. Переполненная благодарной радостью, Норна обняла его. Она весело сказала королю:
– Как только вы доверились Богу Любви, Вы сразу одержали победу!
Олав ликовал.
– Истинно так! Раньше я был христианином только по названию.