Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию
Шрифт:
Ведь ярл собирался встретиться с королем Олавом, имея при себе немалые силы. Многие из могущественных хёвдингов страны присягнули ему на верность, и даже сам властитель Рюге, могущественный Эрлинг Скьялгссон, заключил с ним договор после смерти ярла Эрика. И договор между ними стал еще крепче после того, как Сигрид дочь Свейна вышла замуж за Аслака, старшего сына Эрлинга.
На север и на юг были посланы гонцы; хёвдинги решили собраться ранней весной, чтобы плыть вдоль берега к Вику; там они собирались сразиться с Олавом.
Турир Собака тоже получил известие. Если бы он приехал на юг по какой-то другой причине,
И даже игры мальчиков, бегавших с дикими криками по двору и набрасывающихся друг на друга с деревянными мечами, заставляли ее думать о предстоящем сражении.
Она понимала, что это была боязнь потерять Эльвира. И она удивлялась, что не только не стала более приветливой по отношению к нему, а, напротив, вела себя хуже ежа. Сколько раз она мысленно убеждала себя в том, что если это последние моменты их совместной жизни, они должны провести их как можно лучше. Но, вопреки благим намерениям, она ощетинивала во все стороны иголки при малейшем недовольстве.
Но если Сигрид была раздраженной, то Эльвир, напротив, был спокоен, как никогда, в эту зиму. И он много времени проводил с сыновьями.
С того дня, когда мальчики увидели его в качестве хёвдинга, собравшего всех мужчин в округе, они стали смотреть на него как на бога. Во многом он был суров с ними: не терпел слез, когда они колотили друг друга, не любил, когда просили его придти на помощь. Тем не менее, они его любили.
И не защищая никого из них, он терпеливо учил сыновей, как надо сражаться. Их игры с мечом становились серьезными, когда он приходил и говорил:
— Нет, не так, ты так долго не выдержишь, мальчик. Вот как нужно управляться с мечом!
Он смастерил им обоим луки и стрелы, и Грьетгард, будучи старшим, начал сам уже делать наконечники для стрел. Сначала они были косыми и кривыми и ударялись об лук, но потом дело пошло лучше. И Эльвир воспользовался случаем, чтобы научить их старинной мудрости:
Не швыряй башмаком, Не швыряй сапогом в приятеля и друга! Если башмак дырявый, если стоптан сапог, друг может стать врагом.Что касается Торы, то в ее жизни произошел неожиданный поворот: вместо неприязни, которую она ожидала, делая первые попытки встать на ноги, она встречала почтение со стороны окружающих, что ее очень удивило.
Люди со всей округи почитали для себя за честь посетить Эгга, посидеть и поговорить с Торой; и все с уважением смотрели на ее неуклюжие попытки разработать мышцы, которые пребывали в бездействии столько лет.
Но однажды во двор, запыхавшись, прибежал Энунд, волоча за собой плащ. Ему срочно нужно было переговорить с Эльвиром; увидев, в каком он возбуждении, Эльвир отложил работу и сел рядом с ним.
Прежде чем начать говорить, Энунд с опаской огляделся по сторонам, словно желая удостовериться, что никто их не подслушивает.
Эльвир удивленно смотрел на него, он никогда еще не видел священника таким взволнованным.
— Успокойся,
— Ты все такой же неисправимый, — сказал тот. — На тебя не действуют ни молитвы, ни угрозы.
Энунд откинулся на спинку скамьи, чтобы перевести дух после крутого подъема.
— Что заставило тебя в такой спешке явиться в Эгга?
— Ты слышал, что говорят люди о твоей матери?
— Они много что болтают о ней, и не все из этого правда. Что-нибудь новое?
— Они говорят, что все это не просто так, — сказал Энунд. — Они говорят, что я вылечил ее!
Эльвир хохотнул, видя испуганное лицо Энунда.
— Хагиос Энундос [46] … — сказал он, — святой Энунд, это звучит красиво. Ты просто купаешься в лучах славы…
— Можешь оставить при себе свой греческий и свои насмешки, — ответил Энунд. — Ты все прекрасно понимаешь. Ведь для меня это может иметь серьезные последствия.
46
Святой Энунд (искаж. греч.).
Эльвир понял, что зашел слишком далеко, и придал лицу серьезное выражение.
— Как ты узнал об этом? — спросил он.
— Ко мне приносили больных и умоляли вылечить их, — сказал Энунд. — И я сказал им, что с удовольствием помогу, насколько позволяют мои скромные познания, но они бормотали что-то странное. В конце концов это стало казаться мне подозрительным. А сегодня ко мне явилась женщина из Бюра с маленьким мальчиком, у которого были вывернуты ступни. Я сказал ей, что ни один человек не может тут помочь. «Да, — сказала она. — Но Господь может помочь, если один из святых попросит его об этом». «Святой Лука был врачом, — ответил я. — Ты можешь попросить его о заступничестве». И тогда она посмотрела на меня так, что я испугался, и сказала: «Ты можешь помочь, если захочешь, как ты вылечил Тору из Эгга».
— Да, дело плохо, — согласился Эльвир.
— Вот именно, — подхватил Энунд. — Ты можешь мне сказать, что я должен делать? — в отчаянии произнес он. — Я совершенно беззащитен, ведь я не могу выдать тайну твоей матери.
— Может, мне переговорить с ней? — предложил Эльвир.
Энунд просиял.
— Спроси у нее, не имеет ли она что-либо против, — сказал он. — Ведь если это будет так продолжаться, мне придется уехать отсюда.
Эльвир задумался.
— В принципе, состояние ее не изменилось, — сказал он. — Она просидела бы так до самой смерти, если бы не… — Он остановился и ничего больше не сказал. Потом резко поднялся, но когда Энунд собрался уходить, он попросил его немного подождать. Вернувшись, он положил на ладонь Энунда какую-то вещицу.
Священник сидел и во все глаза смотрел на эту вещь.
Это был великолепный золотой крест, украшенный драгоценными камнями, на толстой золотой цепочке.
— Однажды я выменял его, сражаясь под предводительством одного из сыновей Хайиба аль-Мансура, — пояснил Эльвир, — прозванного позже аль-Музаффаром.
Энунд хотел отказаться, но Эльвир покачал головой.
— Ты имеешь на это больше прав, чем я, — сказал он. — Он попал в мои руки в результате чьей-то насильственной смерти.