Сага о Вортинге

Кард Орсон Скотт

Вскоре после выхода книги я получил письмо от Майкла Бишопа, писателя, которым я восхищался и с которым, к моему превеликому сожалению, все никак не мог познакомиться. Он заранее извинялся за свой отзыв о «Жарком сне» в «Журнале Фэнтэзи и Научной Фантастики». Отзыв еще не вышел, но исправлять его уже поздно, писал он. Дело в том, что Бишоп весьма резко прошелся по мне за то, что я позволил издателям поставить на обложке «Писатель, получивший премию "Хьюго"», однако вскоре после написания статьи он обнаружил, что его издатель сотворил то же самое с одной из его собственных книг, приписав Бишопу награды, которых тот не получал. Это и положило начало дружбе, которая продолжается и по сей день, хотя не

без некоторых трений по поводу «что такое писать» — в этом вопросе мы, мягко скажем, несколько расходимся.

Его отзыв о «Жарком сне» был довольно критичен, но тем не менее весьма и весьма полезен — пожалуй, самый полезный отзыв о книге, что я когда-либо встречал. Бишоп обращал внимание на ошибки в сюжете, объясняя, что я сделал не так. Как раз в то время я начал работу над своим третьим романом под названием «Повелитель песен» и собирался придать ему ту же фрагментарную, отрывистую структуру, что и в «Жарком сне». Но прочитав отзыв Бишопа, я нашел способ связать долгое повествование в одно целое. Это было начало моего понимания структуры романа; повествование стало подчиняться мне, и в моем распоряжении оказался целый набор абсолютно новых приемов.

Но «Жаркий сон» не отпускал меня. Теперь я знал, как именно следует его написать, и его нынешняя форма меня совершенно не устраивала. Тем не менее он медленно, но верно продавался, а это означало, что читателям он все же нравился. Кроме того, меня абсолютно не устраивали те неудачные рассказы в «Капитолии» — но и этот сборник продавался, связывая мое имя с произведениями, которыми сам я был очень недоволен.

На Конвенте в Санта-Роза, за ужином, я обсудил эти вопросы с главным редактором издательства «Эйс» Сьюзан Эллисон. Она согласилась изъять «Жаркий сон» и «Капитолий» из печати, если я напишу новый роман под названием «Хроники Вортинга», где будет изложена та же самая история, только значительно исправленная и поданная с большим мастерством. Однако написание новой книги отодвинулось до осени 1981 года — я как раз учился на первом семестре в «Нотр Дам». Тогда меня захватила страсть к средневековой литературе, и, основываясь на собственных теориях литературного творчества, вооруженный замечательной книгой «Жизнь затерянной страны» в качестве источника для описания жизни примитивного общества, я сел за работу над «Хрониками Вортинга». Роман получился очень сложный по структуре, но вместе с тем и наиболее выдержанный тематически. Отнюдь не самая слабая из моих работ, история Язона Вортинга, теперь стала самой сильной.

Годы шли; мои старые книги переставали издаваться. Автор всегда болезненно переносит этот процесс; как отец, которому перестали писать дети, он вспоминает о своих старых книгах и думает, вот бы вновь услышать о них что- нибудь. Я безмерно благодарен Тому Догерти и Бет Мичем, моему издателю и редактору из «Тора», которые сочли достойной идею объединить в одном томе «Хроники Вортин- га», лучшие истории из «Капитолия» и самые первые мои рассказы, написанные в жанре фэнтэзи, с которых начался не только цикл о Вортинге, но и вся моя карьера писателя- фантаста.

Во время написания «Хроник Вортинга» у меня не было под рукой тех первых рассказов — «Фермы Вортинга», «Постоялого Двора Вортинга» и «Медника». Поэтому, когда мне требовалась какая-то деталь из них, я полагался на одну лишь память и поэтому не задумываясь перекраивал все в соответствии с замыслом романа. Теперь же, возвращаясь к первоначальным историям, я вижу, что они настолько отличаются от вошедших в роман эпизодов, что мне пришлось бы полностью их переписать, чтобы как-то уместить в общую структуру. Я даже начал делать заметки, собравшись было переработать рассказы, но в конце концов решил издать их в первоначальном виде. Ведь одной из главных тем в «Хрониках Вортинга»

является сама природа повествования, поэтому будет лучше, если я, придерживаясь идеи этой книги, представлю эти рассказы в первозданном виде, чтобы вы сами увидели, как время меняет суть повествования. Какие-то изменения появились в результате того, что за прошедшие годы я накопил опыт и овладел мастерством писателя. Кроме того, я повзрослел и стал лучше понимать людей. Однако больше всего на эти рассказы повлиял сам роман. Они стали именно такими, какими нужны были мне. Такова, как мне кажется, суть всех историй, когда-либо рассказанных людьми, — они прежде всего служат человеку. И это касается не только художественных книг, но и новостей, всевозможных слухов, исторических работ, биографий, мемуаров. Все они принимают ту форму, в которой они нам нужнее.

И все же я верю в эти сказания. Они жили во мне с самой моей юности. Прошло немало времени, прежде чем я набрался опыта, чтобы рассказать их так, как хотел бы, однако все эти годы я не переставая думал о них. И сейчас я предлагаю их вам в надежде, что и вы найдете в них силу и правду.

ХРОНИКИ ВОРТИНГА

Лэрду и Салли, поскольку любая

история, которая справедлива,

правдива для вас.

Глава 1

ДЕНЬ, КОГДА ПРИШЛА БОЛЬ

На многие планеты Населенных миров боль пришла внезапно, как гром среди ясного неба. Словно какое-то древнее, успокаивающее чувство вдруг покинуло людей, чувство, которого никто не замечал, пока оно не пропало, и никто не знал, как теперь быть, но все поняли, что в самом сердце мира что-то изменилось. Краткая вспышка в районе звезды по имени Аргос прошла незамеченной; минут годы, прежде чем астрономы свяжут День, Когда Пришла Боль, с Концом Вортинга. Но все уже свершится, миры разрушатся, и золотой век безвозвратно канет в прошлое.

В деревню Лэрда боль пришла, когда все спали. Той ночью пастыри не явились людям во сне. Маленькая сестричка Лэрда по имени Сала проснулась, в ужасе крича, что бабушка умерла, бабушка умерла!

Лэрд сел на своей низенькой кровати, ничего не понимая. Во сне он видел, как отец увозит бабушку на кладбище, — но ведь это случилось давным-давно, она умерла около года назад, разве нет? Отец кубарем скатился с деревянной двухместной кровати, где спали они с матерью. С тех пор как Салу отняли от груди, по ночам в доме никто не плакал. Может, она проголодалась?

— Бабушка умерла, только что она была, и вдруг ее нет, словно мошка в огне, умерла!

«Словно белка в зубах лисицы, — мысленно добавил Лэрд. — Словно ящерица, извивающаяся в пасти кота».

— Да, умерла, — кивнул отец, — но не сегодня, давно. — Он поднял ее своими громадными руками, руками кузнеца, и прижал к себе. — Почему ж ты плачешь, если ее уже так давно нет с нами?

Но Сала безутешно рыдала, будто боль от утраты была еще слишком свежа.

И тогда Лэрд перевел взгляд на кровать, где раньше спала бабушка.

— Отец, — прошептал он. — Отец.

Ибо на постели лежало бездыханное тело, еще не успевшее окоченеть — хотя Лэрд хорошо помнил, что бабушку похоронили уже давно.

Отец уложил Салу обратно в кроватку, и девочка зарылась носом в соломенный матрас, чтобы ничего не видеть. Но Лэрд смотрел, как отец осторожно дотронулся до набитой соломой подушки возле головы своей матери.

— Еще даже не остыла, — пробормотал он. И закричал в ужасе и муке:

— Мама!

Этот крик поднял на ноги всех, даже путников, ночевавших в комнатах второго этажа, все собрались в спальне.