Сагертская Военная Академия

Самсонова Наталья

– Ура целителям, – рассмеялся он.

Да, иллюзорные бабочки на выпускниках были исключительно нашей традицией. И, что уж скромничать, каждый выпускник мечтал о том дне, когда пройдет по Кальстору, окруженный искристыми иллюзиями.

– Знаешь, а все не так и плохо, – сквозь пряник выдала Нольвен. – Я устроюсь на работу в дом исцеления. А там видно будет. Может, скоплю на платное образование.

– В военку не хочешь? Она дешевле.

– В военку надо сейчас поступать, – вздохнула Нольвен. – Для учащихся, пропустивших несколько лет, там слишком

серьезные экзамены. У них ректор с особо садистскими наклонностями. Был же выпуск в газете, где он пояснил, что: «Если кто-то считает, что может пропустить несколько лет и потом прийти как ни в чем не бывало, он должен доказать, что он – лучше всех».

– Ничего себе. – У меня аж мороз по коже пробежал. – Я это как-то упустила.

А ведь изначально Стевен предлагал и такой вариант – взять год на обустройство дома. Пожениться, обжиться, а потом продолжить учебу. Но я сразу отказалась. Ну что за глупости – терять год?

– Ты хмуришься. – Нольвен ткнула меня локтем.

– Стевен предлагал год отдохнуть от учебы, – криво улыбнулась я.

– Ну, Мэль, согласись, – подруга доела пряник и заклятьем очистила пальцы, – мы уже поняли, что он к-к-королевский парнокопытный. Отец-Хаос, я же с ума сойду!

Поперхнувшись смешком, я согласно кивнула:

– Да, мы уже поняли, что он парнокопытный. Вот только мне стало запоздало страшно.

– А вот и домик твоей бабушки, – радостно произнесла лисонька. – Интересно, сегодня будут блинчики?

Старшая квэнни Конлет жила недалеко от нас. Уютный особнячок, окруженный немного запущенным садом: растениями квэнни занималась сама и только по настроению. Впрочем, особой прислуги у бабушки не было. Две молодые женщины приходили раз в неделю убраться, и Танира прибегала – сготовить. Но последнее – в строжайшей тайне.

«Знаю я твою бабушку, если не сготовлю, то она будет жить на одном кофе и сухофруктах», – ворчала Танира и, собрав сумку, сбегала через черный выход.

Толкнув скрипнувшую калитку, я ступила на мощеную дорожку, ведущую к широкому крыльцу-террасе.

– А я все жду и жду, – хмыкнула квэнни Конлет, сидящая на перилах. – Чего без сумки-то?

Не дожидаясь моего ответа, бабушка спрыгнула с перил и поманила нас за собой:

– Стол накрыт, девоньки.

– Вот сколько раз вижу твою бабушку, столько же раз и… – Нольвен запнулась и после паузы продолжила: – Восхищаюсь. Фигура как у юной девушки, характер как у порождения Хаоса и голос – то мелодичный, как у феи, а то зычный, как у моего дяди.

Я только руками развела: бабушка была очень особенной. И каким ветром ее занесло в жены к дедушке, даже представить сложно. Может, по большой любви?

В любом случае последние шесть лет бабушка предпочитала свободу, узкие черные брюки, вишневый табак и общество своего «близкого друга» алворига Нортренора.

Переглянувшись, мы с Нольвен последовали за бабушкой.

– Мне кажется или квэнни Конлет гордая обладательница самой модной в этом сезоне стрижки? – шепотом спросила моя лисонька. – Длинная челка и чуть более

короткие пряди на затылке?

– Только это, кажется, мужская стрижка, – неуверенно произнесла я.

– Уверяю вас, девоньки, это самая что ни на есть всеобщая стрижка, – зафыркала идущая впереди бабуля. – Это среди целителей рассадник домашних цветов, остальные на мир иначе смотрят. Проходите. Гостиная, она же столовая, она же чайная комната, у меня всего одна.

«Она же нервничает», – поняла я вдруг. Ведь ни для меня, ни для Нольвен планировка бабушкиного особняка тайной не была.

Тем не менее мы спокойно вошли в гостиную, насквозь пропитанную ароматом вишневого табака, после чего заняли привычные места – влезли вдвоем в одно огромное кресло. Бабушка устроилась напротив нас, поперек такого же массивного кресла. После чего щелчком пальцев материализовала изящную черно-серебряную трубку и принялась набивать ее табаком.

– Ба? – позвала я.

– Я в ярости, – нарочито спокойным тоном произнесла квэнни Конлет. – И вообще, давно хотела попросить: зови меня по имени. Меровиг сокращается до Меры. Тебя, лисонька, это тоже касается.

– Х-хорошо, – чуть запнувшись, кивнула я. – А почему ты в ярости?

– А считаешь, у меня нет причин? – ядовито хмыкнула ба… Мера и ловко раскурила трубку. – Притворившись престарелой студенткой, я проникаю в святая святых фабрики целителей и любуюсь на триумф твоего убогого жениха.

Пыхнув трубкой, Мера сверкнула небесно-синими глазами и раздраженно выдохнула:

– Объясняйте. Раз уж ты здесь, да еще и твои записи весьма криво превращены в браслет, я права и ты покинула отчий дом.

– Мне некуда пойти, – кивнула я.

– Не беси бабушку, – проникновенно произнесла Мера. – В этом доме есть спальня и для тебя, и для твоей лисоньки. И я, кажется, уже попросила: объясните старушке, что это был за, мгм, выверт с Тенеаном – лучшим выпускником?

Понурившись, я, сгорая от стыда, принялась объяснять:

– Он был третьим в списке выпускников. А значит, не попадал на бесплатное обучение и…

– Прости, милая, – Мера выдохнула особенно крупный клуб дыма, – а с каких пор Тенеанам понадобилось пристраивать сынка на бесплатное обучение, а?

Сидящая рядом со мной Нольвен со свистом втянула в себя воздух, но промолчала – не хотела позориться перед Мерой.

– Кажется, я идиотка, – тихо вздохнула я. – В общем, Стевен предложил отказаться от мест в Высшей Академии Целительства и идти в военку.

И вновь бабушка не дала мне договорить – она захохотала так, что раскашлялась и дематериализовала свою вычурную трубку.

– Этот-то? В военку? В мое время таких, как он… – тут она резко осеклась, кашлянула и махнула рукой: – Давай дальше.

– Я сходила к ректору и написала заявление, что прошу не учитывать мои учебные достижения при выборе лучшего ученика. Стевен тоже сходил. Он ведь получался вторым, если нет меня.

– Но на сцену его вызвали первым, – нахмурилась Мера.

А я только рукой махнула: