Сахар на обветренных губах
Шрифт:
Оба варианта стопроцентны.
Официантка приняла заказ и, надеюсь, облезла от непонимания того, как такой явно обеспеченный красавчик, как Колесников, смог клюнуть на такую мышь в толстовке, как я.
— Алёнушка, — обратился ко мне Вадим. Его голос был полон веселья и даже какого-то детского восторга, будто его наконец-то привели в луна-парк, о котором он давно мечтал.
— Что? — я повернулась к нему и заглянула в темные озорные глаза.
Всё-таки, это стоит признать — улыбается глазами он просто обезоруживающе. Передо мной будто сидит
— Всё хотел спросить, как тебе удалось так долго от меня прятаться?
— Это несложно, Колесников, учитывая, что ты замечаешь только красоток.
— А ты разве не красотка?
— Не смеши, — фыркнула я и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Не закрывайся, — глянул на мои руки. — Но тебе не убежать от факта — ты красотка. Уверен, там под толстовкой зачётная фигурка.
— Нет. Да и о том, что под моей толстовкой, ты вряд ли когда-либо узнаешь.
— Понял, — кивнул он коротко. — Не хочешь рассказывать о себе, тогда поговорим о том, какой я офигенный. Моя любимая тема, кстати. Я в ней шарю лучше всех.
— Боже… — я шумно вздохнула и откинула голову назад, глянув на потолок. Снова опустила взгляд на парня, который продолжал широко улыбаться, глядя на меня. — Надеюсь, в твоём заказе были бананы или хотя бы компот? Хочу заткнуть себе чем-нибудь уши.
Нам принесли заказ: два стейка, две пасты с морепродуктами и два салата, политых каким-то густым соусом. И целый чайник с горячим чаем на травах специально для нас.
— Приятного аппетита, — бросила дежурно официантка и ушла, оставив нас одних.
— Налетай, — Колесников с предвкушением потёр руки и начал со стейка. Ел он очень аппетитно. Причмокивал, постанывал и даже успевал подплясывать между делом какой-то песни из открытой только в его голове вкладке. — Кушай-кушай. Сытая женщина — добрая женщина.
Я коротко усмехнулась.
— Я сейчас поем, а потом ты скажешь «добрая женщина, дайте, пожалуйста»?
— Что «дайте»? — не понял Колесников.
— Потрахаться, — цокнула я. Данное слово было немного неловко говорить в относительно людном месте, но оно очень напрашивалось.
— И я столько лет терял такой подкат?! — нарочито возмутился Вадим и придвинул ко мне тарелку со стейком. — Ешь. Серьёзно. Ты капец какая худая. Я думал, погулять с тобой после кафехи, так что если ты нормально не поешь, то замёрзнешь в парке у какого-нибудь дерева.
— Почему у дерева и в парке? Ты планировал мне читать стихи среди берез и тополей?
Пустой желудок, до которого уже дошли все запахи, что поднимались от блюд, уже напоминал скомканный лист бумаги и просил вкинуть в него уже хоть что-нибудь.
И я сдалась. Приступила к стейку. Орудуя вилкой и ножом, отрезала
— Кайф, да? — вопросил Вадим. — Мясо у них вообще пушка!
— Угу.
Сейчас я была с ним солидарна. Очень вкусно.
— Я, кстати, думал, ты из этих, которые мясо не едят.
Наивный. Мясо не едят те, у кого есть средства на то, чтобы выпендриваться. В моем же случае, если в доме есть еда, то выбирать не приходится. Ты ешь то, что есть. Если ничего нет, то ты не голодный.
— Я из тех, кто ест всё, но мало.
— Почему?
— В меня много не влезет. Ты же видишь, — указала я на себя, стараясь при этом как можно больше насладиться вкусом пищи. Дома я такое приготовить точно не смогу, даже при всем желании.
— Экономная, — похвально хмыкнул Колесников, запихивая себе в рот салат.
Я на него смотрела и видела маленькую Катьку ещё до того, как она познакомилась с миром ложек и вилок. Только если моя сестренка после обеда была вся в пятнах и разводах, то Колесников каким-то образом умудрялся оставаться чистым.
— Всё хочу спросить: а почему ты не хочешь отношений? — поинтересовался Колесников. — В этом возрасте девчонкам, вроде, положено мечтать о большой и чистой любви, и всё такое…
Я снисходительно улыбнулась.
Я тоже мечтаю о большой и чистой. Но только о большой и чистой свободе, а не о любви. Чтобы в моём доме не воняло перегаром и куревом. Чтобы в нём не было двух пьяных дерущихся тел, и сестра забыла о том, что такое — жить в страхе и постоянных слезах.
— Видимо, у меня есть другие мечты и стремления, — я неопределенное повела плечами. — А любовь… — вилка в моей руке застыла над куском мяса. Я подняла взгляд на Вадима и прямо посмотрела в его глаза. — А что такое любовь? Ты знаешь?
— Нихрена у тебя вопросики! — поперхнулся парень и отпил немного чая из кружки. Свёл густые брови над переносицей и начал смотреть по сторонам, словно где-то рядом с нами пытался найти ответ на мой вопрос. — Типа… не знаю. Как в фильмах, наверное.
— Порнографического содержания?
— И как в таких тоже, — ухмыльнулся парень. — До этого, конечно, подержаться за ручки, поесть, — указал он на нас и столик между нами. — Поцеловаться… — произнес он томно и отправил мне несколько воздушных поцелуйчиков. — Ты, кстати, в курсе, что у меня очень чувственные губы?
— Откуда? — поморщилась я, пряча улыбку. Но взгляд на его губы всё же опустила.
— Сегодня вечером узнаешь, — подмигнул он мне самоуверенно.
— Закатай.
— Что?
— Свои чувственные губы, Вадечка.
Парень по-доброму и от души рассмеялся. В его глазах я увидела приятное, греющее душу тепло. Сейчас я не видела в нём того клоуна с напускной крутостью. Хоть и было понятно, что он, как и я, не спешит полностью открываться.
— Я же говорил, что ты кайфовая.
— Эти твои изысканные комплименты… Тебе точно кто-то раньше давал?