Сахар на обветренных губах
Шрифт:
Пара закончилась с последними словами Одинцова о том, что сегодняшняя тема будет на экзамене.
К счастью, мне уже плевать. С началом весны меня здесь не будет. И пусть учиться мне интересно, но пора сделать выбор, и он не в пользу продолжения учёбы.
Прозвенел звонок, одногруппники закинули свои вещи в рюкзаки и сумки и поспешили слиться из аудитории, как можно скорее.
— Мельникова, задержись, — сухо припечатал Одинцов.
Моя рука, закидывающая тетрадь в рюкзак, дрогнула.
Я вскинула взгляд и наткнулась на испуганные глаза Вики
Вика жестом показала, что будет ждать меня в коридоре за дверью. Я едва заметно ей кивнула. Дождалась, когда из аудитории все выйдут и только потом настороженно спустилась к преподавательскому столу.
Константин Михайлович закрыл наглухо дверь за последним студентом, отрезав нас от суеты в коридоре. Я с опаской стиснула лямку рюкзака на плече одной рукой и другой обняла себя за талию.
Одинцов не спешил что-либо говорить. Неспешно приблизившись к своему столу, он сел на его край и сосредоточил на мне изучающий взгляд. Я рефлекторно уставилась на воротник его серой рубашки и молча ждала, когда он начнёт говорить.
— Расскажи мне, Алёна, как у тебя дела? — словно на допросе поинтересовался мужчина.
— Нормально, — ответила я тут же и, нахмурившись, повела бровью, пытаясь вспомнить, нет ли у меня хвостов по его предмету. Хотя, откуда им взяться, если он у нас первый год преподаёт?
— А если честно? — голос его стал жёстче.
В этот раз я не постеснялась поднять взгляд и заглянуть в его голубые глаза.
— Я не понимаю, о чём вы, Константин Михайлович.
Мужчина невесело усмехнулся, оттолкнулся от стола и подошёл ко мне настолько близко, что меня окутало цитрусовым запахом его парфюма.
Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, и, глядя на него снизу вверх, я не заметила, как его руки потянулись к моему горлу. Он кончиками пальцев оттянул ткань высокого воротника и коснулся синяков на тонкой коже шеи.
— Что это, Алёна? — не вопрос, а контрольный в голову. Такой же хладнокровный и точный.
— Ничего, — я резко отпрянула от мужчины и поправила трясущейся рукой воротник свитера. — Чокером вчера натёрла.
— Чокер с имитацией душащих пальцев? — скептически повёл густой бровью Одинцов и в один шаг сократил между нами расстояние. И снова он слишком близко ко мне. — Ещё раз спрашиваю, Алёна, что это?
— Следы от чокера, — ответила я твёрдо и даже набралась смелости, чтобы снова заглянуть мужчине в глаза, в которых яркой строкой горело, что он не поверил ни единому моему слову.
— Колесников? — спросил он вдруг.
— Колесников? — переспросила я, потеряв логическую нить этого разговора. Сложно соображать не в пользу выживания, когда такой мужчина с неясными помыслами и мутными вопросами нависает над тобой грозовой тучей.
Одинцов явно терял терпение на фоне моей тупости. И снова сделал шаг ко мне, второй, третий… и так до тех пор, пока я не уперлась задницей в подоконник.
Жесткие пальцы грубо обхватили мой подбородок, отвернули лицо
— Это он с тобой сделал? Колесников? — голос мужчины опустился почти до шёпота, но в этом шёпоте было столько злости и презрения, от которых на языке стало горько.
Подушечки мужских пальцев едва касались самого большого синяка, мягко оглаживая его контур.
На секунду я зажмурила глаза, силясь унять подступившие слёзы обиды и отвращения и взять себя в руки. Шумно сглотнув, я нашла в себе силы и дёрнула головой, высвободив себя из грубого плена мужские рук.
— Это был чокер, — настояла я, обходя мужчину.
— Допустим, — он снова поймал мой взгляд и продолжил резать словом. — Но чья рука душила тебя поверх чокера?
Я сильнее сжала в кулаке лямку рюкзака, висящего на плече, и резко отрезала:
— Моя личная жизнь никак не относится к учёбе.
— Допустим, — как робот кивнул Одинцов. — Но я так и не услышал ответа на свой вопрос.
— Кто душил меня? — хохотнула я едко. — Люблю грубый секс, но не люблю распространяться о партнёрах. Это всё, что вы хотели от меня узнать, Константин Михайлович? Я могу идти? — как можно равнодушно спросила я, бесстрашно глядя в глаза мужчины, хотя внутри уже умирала от страха, что он может, как ребенка, поймать меня на лжи.
Одинцов несколько секунд смотрел в мои глаза, будто читал в них криминальную сводку, а затем едва заметно кивнул на дверь.
— Иди, — выронил он сухо.
Глава 5
Пара у Одинцова закончилась и уже прошла следующая, а я так и не смогла убрать шипы, выпущенные от злости, страха и, конечно, для защиты.
Какого черта он решил, что может интересоваться тем, что находится под моей одеждой? Его это, вообще, не касается. Я давно не в школе, где учителя беспардонно лезли, не стесняясь при всём классе проверять меня на наличие вшей или карманы, если что-то у кого-то вдруг пропадало. А уж сколько раз они приходили в квартиру с проверками и морщили напудренные носы — не сосчитать. К слову, ни ворованного, ни вшей у меня, ни грязи дома они так ни разу и не нашли. Потому что синяки отлично списывались на неуклюжесть, а чистота в доме была за счёт того, что учителя имели неосторожность предупреждать заранее о том, что скоро нагрянут с проверкой.
Наконец, пары закончились, и я смогла покинуть стены университета, в котором мне так филигранно взлохматил нервы всего один человек. Взрослый, казалось бы, человек.
Натянув шапку до бровей и, застегнув куртку до подбородка, я вышла на широкое каменное крыльцо и попыталась стать невидимкой, стоило мне увидеть Колесникова, восседающего на капоте своей машины в окружении трёх хихикающих девиц.
Не желая быть замеченной парнем, который просил не убегать после пар, я опустила взгляд в ноги и поспешила сбежать отсюда, рискуя оказаться сдутой холодным февральским ветром.