Шрифт:
Об авторе
Алексей А. Шепелёв (р. 1978) – писатель, поэт, лидер группы «Общество Зрелища» (сайт nasos-oz.narod.ru). Автор романов «Echo» (СПб.: Амфора, 2003; шорт-лист премии «Дебют») и «Maxximum Exxtremum» (М.: Кислород, 2011;по версии журнала «Соль» роман вошёл в рейтинг «Самых обсуждаемых книг года»), а также книги стихов «Novokain Ovo» (Тамбов, 2001).
Лауреат Международной отметины им. Д. Бурлюка (2003). Кандидат филологич. наук (дисс. о теме нимфолепсии у Набокова как рецепции темы «ставрогинского греха» Достоевского, 2004). Финалист премии «Нонконформизм-2010» («НГ – Ex Libris»),
Публиковался в альманахах «Черновик» (Нью-Джерси), «Reflection» (Чикаго), «Вавилон», «Футурум-арт», «Дети Ра», «Арион», «Журнале ПОэтов», журнале «Дружба народов», газете «НГ – Ex Libris», антологиях «Нестоличная литература», «Анатомия ангела», «Братская колыбель», «То самое электричество», в «Альманахе Академии Зауми», на сайтах «TextOnly», «Другое полушарие», «Мегалит» и др.
Слепок стихий
Поколение, рожденное в 70-х, формировалось совершенно в других условиях, нежели поколение их отцов. Идеологические основы общества были сняты и осмеяны еще до них.
Им достался распад и ошметки предыдущей формации, плюс неуверенное становление чего-то нового. Именно совершенно неопределенного.
С одной стороны компьютерная эра, с другой – дикий капитализм. С одной стороны – поток всевозможной художественной информации, с другой – засилие масскульта, проще говоря – попсы.
Переломное время, легко ломающее людей, невзирая на возраст.
Так или иначе, признаём мы это или не признаём, эта ломка отражается в творчестве. У Алексея Шепелёва просто буквально – и в прозе и в поэзии. Он как-то двигался параллельно – в прозаическом, поэтическом и музыкальном мирах, а также научном: после Тамбовского университета он заканчивает аспирантуру и защищает довольно сложную диссертацию, где соединяет в одной теме Достоевского с его оппонентом Набоковым. Вполне возможно, что в дальнейшем он мог бы стать хорошим литературоведом, но эти его потенции оказались невостребованными. В результате ему пришлось уйти в журналистику (хотя и эту профессию поэт-нонконформист не жалует, как, впрочем, и она его: газета с шепелевским названием «Себе и сильно» закончила свое существование).
С прозой, казалось бы, дело обстояло несколько лучше. Роман «Echo» был отмечен в «Дебюте» и издан таким ярким издательством как питерская «Амфора». Но… Несмотря на натуралистические картинки романа, его довольно изощрённая, достоевско-набоковская, да ещё осложнённая аванагардными приправами, стилистика, разумеется, не могла рекрутировать ему большого количества читателей и даже профессиональных критиков. Тут, я думаю, дело времени. Возможно, что после выхода следующей книги вспомнят и о предыдущей. В любом случае его дарование прозаика уже получает признание, а главное, он сам проходит здесь довольно сложный путь становления, эксперементируя на самом себе, подобно многим деятелям мировой контркультуры (ближайший пример Чарльз Буковски, хотя вовсе не для сравнения, Шепелёв круче).
Что же с поэзией?
Здесь я бы выделил две линии, на мой взгляд, определяющие для Алексея как художника: социальное реагирование и поиск выразительности. Социально Алексей Шепелёв реагирует как «пролетарий умственного труда», оказавшийся в пролете. Его позиция здесь близка контркультурным, анархистским, левацким интенциям, которые усилились в России в 90-е годы (Эдуард Лимонов, Алексей Цветков-младший, Егор Летов и «Гражданская оборона», в приближении к поэзии – группа «ОСУМБЕЗ» и особенно саркастические тексты Всеволода Емелина и Андрея Родионова). Фиксация происходящего, брутальный протест, чаще всего традиционными средствами: спиртосодержащие напитки, хорошо поставленный матерный язык, радикализация сексуальных проблем.
Однако перед нами не маргинал с окраины, а подготовленный филолог, хорошо осведомленный в звучащем хаосе современного мира, побывавший в студии Академии Зауми и образовавший вместе с Александром Фроловым и компанией собственную музыкально-поэтическую хеппенинговую группу в духе панк-авангарда «ОЗ» (в скобках замечу, что все мои определения здесь не претендуют на исчерпывающую точность). Поиск особой выразительности для него как бы запрограммирован, потому что «книжки умные читал»!
Ну
Это всё-таки довольно неудобоваримый продукт. Попробуйте почитать девушке или послать ей на мобильник хотя бы вот это:
тинз-тинз – звонит в могильнике мобильникстреляют в доме со всех сторон и с потолкаи твое тело мертвое мне присылают по е-мейлуи в паутине бьется память байтами пинкамимежду нами мон амииВпрочем, скорее всего я ошибаюсь, вполне возможно существуют девушки, способные так сказать акцептировать этот текст, рожденный в том числе множеством современных визуальных практик, от блокбастеров до компьютерных игр. Что касается инвективной лексики (в других текстах), то с ней, при современном равенстве полов, вообще никаких проблем не возникает. Следовательно эпатаж возможен только при соприкосновении с текстами интеллигентных дам старших поколений. О чем я и говорил автору еще более десяти лет назад, ссылаясь на Маяковского, который свое «Нате!» писал в лексически другой стране.
Но автор настаивает на своем и, стало быть, дело совсем не в эпатаже, а в чем-то ином. А именно, на мой взгляд, в поиске некоторого адеквата собственных мысле-чувств. И тут, мне кажется, Алексей Шепелёв вполне на уровне «поставленных задач». В его стихотекстах мы находим массу всего: социальную лирику, философскую, любовную, даже политологическую (например, яркая «Радуга Евразии») и эсхатологическую (энигматическая «Ре-флексия»). Но все это написано иначе, даже не то что другими словами, хотя и другими тоже, а другими синтакто-синтагмо-парадигматическими средствами, которые, не сказать, чтобы принадлежали одному Шепелёву, но им наиболее «себе и сильно» завинчены.
В целом книга, при всем ее часто очень апозитивном пафосе, производит сильное впечатление как слепок взвихренных стихий, остановленных и даже по-своему упорядоченных (!) всё-таки словом.
Каждая книга – констатация некоторого этапа. На сей раз – этап – целое десятилетие.
Немало, чтобы вчитаться-врубиться.
пытаюсь думать и надеюсьчто существую объективнои знаю, как и все, что даже мыслю я почему-то позитивноно по утрам сквозь щели глазя чувствую и мельком вижу щас —оно как бы не то – не то, почти фиктивно.Чувствую, что читателю(льнице) уже не терпится перейти к самой книге, так уж его заинтриговало предисловие! Пожаста, пожаста, я не задерживаю, вперед к далеко не фиктивному тексту…
«Сфера (сперма) в руке ноль-пол строчки в черновике…»