Сакалиба
Шрифт:
правило, которое, по его мнению, действует как для географических описаний народа
сакалиба, так и для переселенцев и кевольников-сакалиба в мусульманском мире: <... под
сакалиба я буду разуметь исключительно настоящих славян, не считая лишь те случаи, в
которых контекст явно исключает такую идентификацию> (там же].
В 1953 г., всего через год после появления процитированной выше статьи Левицкого, с
новой интерпретацией названия сакалиба выступил И.Грбек. Новизну труда
значительной степени определило то, что его статья <Славяне на службе у Фатимидов> -
первое и до настоящего времени практически единственное серьезное исследование по
истории невольников-слкдлибд в Северной Африке. В остальном концепция Грбека
представляет собой сочетание идей Дози и Ама-ри. Соглашаясь с Дози в том, что на
службе у кордовских халифов состояли псевдо-славяне [491, с. 544, 551], Грбек
одновременно считал, что в Фатимидское государство доставлялись настоящие славяне с
Балканского полуострова, привозимые венецианскими работорговцами [490, с. 548-550]
или арабскими пиратами [491, с. 550-551]. При этом г африканские и андалусские
сакалиба существовали в полной изоляции одни от других, ибо торговые связи между
Андалусией и Магрибом были крайне незначительны по причине вражды между
кордовскими Омейядами и Фатимидами [491, с. 552].
Реакцией на трактовку Дози - Леви-Провансаля стала, в некоторой степени, и появившаяся
в 1977 г. статья Д.Аялона <О евнухах в исламе>, где подробно разбирается и вопрос о
сакалиба. Отказавшись от попыток найти для сакалиба этническую идентификацию,
Аялон одновременно немало сделал в плане анализа материалов источников. Мнение Дози
о сакалиба и в частности интерпретацию фрагмента у Ибн Хаукала Аялон подверг
серьезной критике, заключив, что <из источников мы не узнаем, как того хочет Дози, что
вначале в Испанию доставлялись настоящие славяне, а затем - преимущественно так
называемые "славяне". Для доказательства верности этого утверждения следует найти
совершенно новые материалы> [412, с. 101]. Небезынтересно отметить, что, при всей
сдержанности в интерпретации понятия сакалиба, Аялон, как до него Левицкий, сближал
поселенцев-сак'аямба на Ближнем Востоке со славянами, расселенными византийцами в
Малой Азии [412, с. 111-113].
Отдельные возражения специалистов не привели к отрицанию трактовки Дози - Леви-
Провансаля. Более того, даже Левицкий и Аялон не могли полностью отвергать ее и
признавали, что в некоторых случаях слово саклаби употребляется в значении <евнух>
[228, т. 1,95; 412, с. 105]. Ниже мы рассмотрим наиболее показательные случаи
употребления слова сакалиба, чтобы выработать для этого понятия собственную
интерпретацию.
Найти
в исламском мире предстают перед нами либо как военные поселенцы, либо как
невольники и слуги4. Соответственно с этим, проблема идентификации сакалиба
распадается на две части неодинаковой сложности. В случае с военными поселенцами у
нас есть важный параллельный источник - рассказы о переселении славян в Малую Азию
в византийских и сирийских хрониках. Сближение посе-ленцсв-ажошба в Сирии и Ираке
со славянами в византийской Малой Азии представляется вполне оправданным и, как мы
увидим далее, приводит к созданию гармоничной и более или менее полной картины их
истории. Но ситуация резко меняется, едва речь заходит о невольниках. В этом случае мы
имеем только материалы арабских и персидских источников, часто отрывочные и не
вполне понятные. Например, в источниках время от времени встречается выражение
сакалибат ал-каср (дворцовые сакалиба) [напр.: 276, с. 192 для мусульманской Испании; 288, т. 2, с. 145 для фатимидского Египта]. Очевидно, что в данном случае видеть в слове
сакалиба чисто этническую категорию неправомерно. Мы имеем дело скорее со слугами, именуемыми сакалиба. Слово это приобретает, таким образом, значение некоей
социальной категории. Сторонники идей Дози - Леви-Провансаля придерживаются
именно этой точки зрения, утверждая, что оно полностью утеряло первоначальный
этнический смысл, приобретя вместо него социальный. Но изменение значения слова -
сложный процесс, зависящий от многих факторов. Весьма интересен здесь пример
дискуссии, развернувшейся вокруг слова sclavus в латыни. Когда Ш.Верлинден на основе
анализа хартий германских королей заявил, что в Германии это слово резко изменило свое
значение и стало обозначать раба уже в X в. [613, с. 122-125], А.Марик, возражая ему, указал на три ступени, которое слово sclavus должно было пройти в своем развитии: славянин - порабощенный славянин - раб. По мнению Марика, которое, кажется, более
обоснованно, в приводимых Верлинденом примерах речь идет именно о порабощенных
славянах, а не о рабах в общем [539, с. 354- 355]'. Схожесть случая заставляет задаться
двойным вопросом: эволюционировало ли понятие саклаби в сторону значения <раб> или
<евнух> и, если да, то на каком этапе этого движения появляется слово сакалиба в
известных нам источниках?
Сторонники той идеи, что понятие саклаби утеряло чисто этническое значение и стало
применяться для обозначения всех евнухов вне зависимости от их происхождения, могли