Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
– Ладно!
– отмахнулся он.
– Много славных королей, князей и графов изъездило Святую Землю вдоль и поперек!
– Моя мать - гречанка, - признался я рыцарю.
– Взаправду знатного рода.
– Уже неплохо, - признал и рыцарь и поспешил сменить тему, явно упреждая подобные вопросы с моей стороны: - Ты знаешь, почему султану нужны девять рыцарей, ни больше и не меньше?
– А разве храброму крестоносцу не известна история учреждения ордена рыцарей Соломонова Храма в Иерусалиме?
– ответил я лукаво, вопросом на вопрос.
Разумеется, ему лучше, чем мне была известна эта история о том, как почти столетие назад, когда земля Палестины
– Помню предание о рыцарях, которые поочередно появлялись во владениях страшного дракона, смело входили в его пещеру, убивали дракона в тяжком поединке, но потом, увидев охранявшиеся им сокровища, сами так же поочередно превращались в драконов, хранителей богатства и погибали от мечей новых храбрецов, - заметил я, дав англичанину пройти одну улицу в молчаливом раздумье.
– Мне самому известна с детства эта сказка, - кивнул он.
– Великий султан очень ценит доблестных и благородных воинов, даже иноверцев, - напомнил я ему еще одну важную истину.
– Значит, можно считать, что великий султан решил возродить былую славу этих девяти...
Рыцарь бросил на меня удивленный взгляд и, перекрестившись, покачал головой, сказав:
– Воистину чудны дела Твои, Господи!
Перед своей темницей, отнявшей у него пять лет жизни, он невольно замедлил шаг и еще раз перекрестился.
– Не забывай и о том, кафир, - сказал я ему уже в спину, - что сейчас ты уподобишься ангелу Судного Дня. Те, кого ты изберешь себе в соратники по воле Всемогущего Аллаха, так же, как и ты, получат свободу. Участь остальных останется горькой. Итак, восемь рыцарей и девять слуг-оруженосцев. Не ошибись в выборе, кафир. Ты отвечаешь за них головой, но можешь и по их собственному предательскому расчету потерять голову.
– Верному выбору будет мешать соглядатай, - резко бросил он через плечо.
Я смирился с желанием рыцаря, принимая его правоту, и отстал от него на несколько шагов, когда он двинулся по сумрачным лабиринтам темницы.
Нет нужды описывать все его разговоры, а вернее сказать переговоры с пленниками. Он заходил в клети к тем, кого хорошо знал, а они не верили своим ушам. Видя своего собрата по несчастью в прекрасных одеждах и слыша его странные речи, они поначалу принимал его за дьявола, явившегося искушать их в предсмертный час. Впрочем, я немного преувеличиваю.
С пленными англичанами в ту пору в Иерусалиме было туго. Только одного соотечественника и смог рыцарь Джон взять себе в соратники, остальную же часть отряда
Был у рыцаря Джона один хорошо знакомый немец из тевтонских воинов*, но мимо его клети англичанин прошел, приглушив шаги.
Что касается рыцарей Соломонова Храма - а таковых можно было найти в тюрьме аль-Баррак, то их-то рыцарь тоже решил сторониться, как и немцев. Он знал об их обетах, орденских присягах и опасался, что верные им, тамплиеры легко нарушат свою клятву, данную простому, не орденскому рыцарю и покинут отряд при первом же благоприятном случае. Однако одного тамплиера и к тому же англичанина рыцарь Джон хорошо знал и очень доверял ему. Этот тамплиер по имени Эйдан Гастиндж был первым, к кому вошел рыцарь Джон, но именно с ним он жестоко просчитался.
Этому тамплиеру было уже за пятьдесят, его густые седины едва не светились в сумраке подобно гнилушкам. Орденский плащ его давно истлел. От алого креста остался кусочек полотна величиной в детскую ладонь. Старый тамплиер прикрепил его к груди, против сердца, и потому при свете дня казался смертельно раненым, но не поддающимся смерти.
Он проклял Джон Фитц-Рауфа. Он-то и назвал его дьяволом.
– Эйдан, ты не хочешь спасти своего короля?
– хрипло спросил его Джон Фитц-Рауф.
– Ты присягнул нехристю. Ты - мертвец, - глухо прорычал тамплиер, отвернувшись в сторону.- - Господь Иисус Христос не принесет спасения нашему королю мечом того, кто присягал нехристю. Даже если больше некому будет спасти короля... А если ты спасешь короля, значит проклят король.
– Ты заговариваешься, старый пень!
– не сдержался рыцарь Джон.
– У тебя мозги прогнили здесь! Ты не знаешь, о чем я молил Господа сегодня утром, когда еще сам ни о чем не знал... Оставайся догнивать в этой выгребной яме! Прощай!
Рыцарь Джон быстро покинул клеть, однако через несколько шагов остановился не в силах унять борение, бушевавшее в его сердце. Он даже решил вернуться к старому тамплиеру, чтобы повиниться перед ним за браные слова, но опоздал.
Помня строгое веление своего господина, я пришел к старику с двумя палачами.
– Молись коротко, рыцарь!
– сказал я ему.
– Избавление не будет ждать долго.
Тот сразу понял, о чем речь, сверкнул глазами, приложил руку к сердцу, глубоко вздохнул, а выдохнул короткую и ясную молитву своему пророку Исе. Мигом позже два великана-эфиопа накинули на него широкий кожаный ремень-удавку, половина которого обернулась вокруг шеи, а другая - вокруг головы, на уровне скул. Эфиопы умело дернули концы ремня в разные стороны. Шейные позвонки и кадык старика хрустнули, и тамплиер, даже не захрипев в агонии и не обмочившись, повис на руках палачей.
В следующей миг рыцарь Джон вошел в клеть и замер, как громом пораженный.
– Дьявол!
– гаркнул он и сразу кинулся на меня, замахнувшись своим кулаком-молотом.
Если бы этот кулачище опустился на мою голову, она тут же превратилась бы в раздавленный абрикос. Но я знал, что этот англичанин успеет сдержать себя. Франк не сдержал бы. И я успел знаком остановить палачей, каждый из которых сам мог одним ударом сломать хребет быку.
Да, рассудок рыцаря Джона и на этот раз успел обогнать его гнев и напомнить хозяину, что смерть непреклонного храмовника стала плодом новой присяги самого рыцаря Джона. Приказ султана попросту облегчил его христианские грехи.