Саламандры: Омнибус
Шрифт:
— Капитан Мангейм, мы продвигаемся. Еще пятьдесят метров.
Офицер фаланги дал резкое подтверждение, после чего продолжил подбадривать своих людей и напоминать им об их долге перед Императором.
Вопреки себе, Саламандр понял, что восхищается капитаном.
Колокола продолжали звонить, когда имперские войска возобновили свое движение.
Ступени были мелкими и несколько раз Дак’ир почти терял равновесие. Он держался за стены, едва избежав падения в неизвестную темноту.
У подножья лестницы он пошел на слабое пятно мерцающего света. Его
Проклиная себя за то, что оставил свое оружие в комнате наверху, Дак’ир осторожно шагнул через узкий вход, который вынудил его нагнуться, чтобы попасть в маленькое, пыльное помещение.
За порогом комнаты он увидел книжные шкафы, набитые многочисленными свитками, томами и прочими секретами. Религиозные реликвии были упакованы в полуоткрытые ящики, заштампованные имперскими печатями. Другие вещи — божественные статуи, символы и раки Экклезиархии были расставлены по периметру комнаты. А в ее центре, работая пером и чернилами за низким столом, находился старый, закутанный в робу клерк.
Писец оторвался от своих трудов и заморгал напряженными глазами, рассматривая гигантского, чернокожего воина.
— Приветствую, солдат, — вежливо поздоровался он.
Дак’ир кивнул, неуверенный в том, где он находился. Покалывающее чувство пробежалось по его телу, но затем исчезло, когда он шагнул в ореол света, отбрасываемого единственной свечой писца.
— Ты из Муниторума? — спросил Дак’ир. — Что ты делаешь так далеко от стратегиума? — Дак’ир продолжал изучать комнату, шагнув ближе. Она была покрыта многолетней пылью и грязью, более подходящей для забытой кладовой, нежели для офиса клерка Департаменто.
Писец засмеялся тонким, скрежещущим звуком, который заставил Дак’ира немного занервничать.
— Вот, — сказал старик, отстранившись от своей работы. — Видите, что держит меня в этой комнате.
Дак’ир подошел к столу в ответ на манящий жест писца, странным образом принужденный поведением старика, и посмотрел на его работу.
Посвященная Пустошь — завещание ее последних дней, — прочел он.
— Скала Милосердия не всегда была крепостью, — пояснил писец за его спиной. — И не всегда она была одна.
Почерк написавшего пергаментный список был небрежен, но Дак'ир смог прочесть его.
— Здесь говорится, что Скала Милосердия некогда была базиликой, храмом Имперской Веры.
— Читайте, милорд… — побуждал писец. Дак'ир послушался.
— … и Посвященная Пустошь была ее сестрой. Двух бастионов света, сияющих подобно маякам среди старых верований, несущие просвещение и согласие Вапорису, — прочитал он прямо из текста. — В тени Афиума, каковой был лишь зарождающимся поселением, но с непомерными амбициями, жили сии столпы веры. Равные между собой в усердии и преданности, но не в укрепленности стен… — Дак’ир оглянулся на старого писца, которые пристально смотрел на Саламандра.
— Мне показалось, ты сказал, что они не были крепостями?
Писец кивнул, побуждая Дак'ира продолжить свои исследования.
— Одна была построена на твердом каменном выступе, и от него получила
Дак'ир остановился, когда ужасное понимание начало медленно приходить к нему. Желая знать больше и не обращая внимания на писца, он продолжил.
— Афиум был наихудшим. Люди этого города не пошли в растущее болото из-за страха за свою жизнь, даже не пытались спасти попавших в беду. Они закрыли свои уши от звона колоколов и закрыли свои двери и ждали, когда кончится дождь. А в это время базилика тонула, метр за метром, час за часом, пока высочайшие башни не поглотила земля и все ее обитатели не были похоронены заживо и не замолкли колокола.
Дак’ир повернулся, разглядывая старого писца.
— Призраки на поле боя, — сказал он, — они — варп-эхо проповедников и их патронов. Они ведомы ненавистью, ненавистью к Афиуму, который закрыл свои уши и позволил им умереть, как и я ведом виной.
— Виной?
Дак’ир собрался спросить об этом, но писец прервал его.
— Ты близок к концу, Хазон, продолжай читать.
Дак’ир был вынужден вернуться к чтению, словно зачарованный.
— Это завещание — единственное свидетельство того ужасного деяния, более того, это мое признание в соучастии в нем. В безопасности я был в Скале Милосердия, сидел праздно, пока другие страдали и умирали. Этого нельзя вынести. Это я оставляю как маленькую расплату, для того чтобы другие могли узнать о случившемся. Моя жизнь будет потеряна, как и их тоже.
На этом оно закончилось, и только тогда Дак’ир понял, что старик произнес его первое имя. Он резко повернулся, собираясь потребовать ответы … но опоздал. Писец исчез.
Обстрел «Сотрясателей» внезапно прекратился, как бьющееся сердце при внезапной остановке. Его отсутствие было безмолвным похоронным звоном фаланге и ее союзникам Астартес.
— Готово, — прорычал Цу'ган, когда имперский обстрел прекратился. — Мы прорвемся сейчас или встретим конец. Ягон?
— Все еще держится, милорд.
Теперь они были почти в сотне метрах от пустотного щита, наступая в последней попытке перегрузить его. Без поддержки тяжелой артиллерии, это казалось невыполнимой задачей. Все больше и больше солдат фаланги гибло в разрывах психического щита, утянутые во влажное забвение нематериальными руками.
— Я чувствую… что-то… — с трудом произнес Пириил, — Что-то в пустотном щите… Сразу за пределами моей досягаемости….
Несмотря на колоссальные усилия, библиарий слабел. Психический барьер терял свою целостность, а вместе с ним и любую защиту от варп-эха, кидающихся на его границы.