Салават Юлаев
Шрифт:
Двух раненых мужиков поставили перед Салаватом.
— Староста? — спросил Салават.
— Нет у нас старосты.
— Где он?
— Хан ваш зарезал. Из спины и из брюха ремни кроил, покуда не помер.
Салават понял всё, что случилось.
— Давно был хан в вашей деревне?
— Пять ден.
Салават приказал немедленно созвать на площадь отряды и прекратить буйство в селе, а сам продолжал допрос.
Он узнал, что на прошлой неделе Бухаир с толпою башкир налетел на село. Они жгли дома, резали на части крестьян, выкалывая глаза, разграбили
Тщетно хотел узнать Салават, куда ушёл Бухаир, — никто из крестьян не знал.
— Сам сумею его поймать, приведу и повешу в вашем селе, — обещал он.
И Салават ушёл из села, унося в сердце горечь и жажду настичь Бухаира и расправиться с ним. С этого дня он искал его всюду, считая худшим врагом…
Нередко бывало, что, оставив за начальника на стоянке кого-нибудь из сотников, Салават один уходил искать Бухаира; иногда он брал с собой несколько десятков новых воинов, но Бухаира не встретил ни разу. Слава о вездесущии Салавата гремела: сегодня он был под Бирском, завтра, несмотря на плохие дороги, под Уфой, то под Табынском, то снова в горах у Ельдяка.
И вот, похудевший, обросший откуда-то взявшейся бородой, более мужественный и сухой, чем всегда, к Салавату явился его друг.
— Кинзя! — обрадованно вскричал Салават, обнимая его. — Как ты нашёл меня?
— Так тебя не найти!.. Все говорят о тебе и твоём войске.
— Как царь? Почему ты с ним не пошёл в Питербурх?
— Питербурх далеко. Там у царя много людей… Когда он пошёл через Волгу, он сам нас послал назад. Сказал: «Тут у меня довольно людей, — все принимают, все любят, а ваши дома разорят злодеи, пока вы со мной. Иди, Кинзя, к Салавату…»
— Ты вернулся один?
— Со мной пятьсот человек. Они идут по лесам, без дорог, чтобы миновать заставы. Придут сегодня и завтра, — пообещал Кинзя.
— Белобородов и Аллагуват где? — расспрашивал Салават. Он хотел узнать разом обо всех.
— Иван Наумыч убит под Казанью, — грустно сказал Кинзя. — Братья твои Сулейман и Ракай убиты.
Салават закрыл руками лицо.
— Ты не знал? — тихо спросил Кинзя, испугавшись, что сразу обрушил так много несчастий на Салавата.
— Не жалей, что сказал, — успокоил его Салават. — Лучше сразу… Как они были убиты?
— В схватке с гусарами, — тихо сказал Кинзя.
Оба надолго замолкли.
— Салават, я не мог их спасти, — словно прося прощения, сказал Кинзя. — Я не жалел себя, но в это время страх одолел воинов, все побежали, и надо было сдержать. Я возвратил свой отряд, но братья твои уже были мертвы…
— Прости, Кинзя, — тепло сказал Салават. — Если бы с ними убили тебя, мне было бы ещё хуже… я был бы совсем один.
— Разве может быть Салават одинок? У него ведь есть песни! — с обидой напомнил Кинзя слова, сказанные Салаватом перед его отъездом.
— Женщины и песни не воюют, — возразил
— Бригадир, — вбежав в кош Салавата, поспешно сказал запылённый гонец, — на нас идёт войско в четыреста конных.
— Где идут?
— Перешли Кара-Идель у реки Курзя. Проводник у них, сын Седяша, ведёт горами…
— Аднагул, сын Седяша? — живо переспросил Салават.
— Он, — подтвердил вестник.
— По коням! К ущелью Тимер Нарат, — приказал Салават. — Аднагул знает, куда вести. Я сам ему указал. — И они помчались.
Они летели, как ветер, и не прошло трёх часов — заняли гору. С рассветом другого дня многотысячные вороньи стаи взлетели уже над ущельем Железной сосны. Салават уходил победителем, увозя две пушки, Его воины получили пятьсот ружей.
Неуловимость Салаватовых воинов, их упорство и смелость вызывали необходимость двинуть против них свежие силы.
Из Уфимской крепости на Ельдяк вышел полковник Рылеев во главе хорошо вооружённой команды. Салават не ожидал его прихода к Ельдяцкой крепости. Собрав все силы, он вышел навстречу Рылееву, и в течение целого дня, с рассвета до наступления ночи, шло между ними, как доносил Рылеев, «прежестокое сражение».
Ночью Салават отошёл со своими отрядами в горы под Юрузень. В сражении с Рылеевым он потерял много воинов. Силы повстанцев слабели, и негде было взять новых людей, потому что мужчин почти не осталось в селениях. Прорваться в другие места тоже не было сил — все кишело войсками. Но Салават не сдавался. Он скрывался с оставшимися воинами в горах, где стояло несколько войлочных кошей. Шли дожди, мокрые кошмы пахли кислятиной. Мало вестей доходило сюда, в горы. Редко прибывали посланные Салаватом, приводя с собою не больше чем по десятку воинов.
И вот в дождливый и сумрачный день, когда Салават сидел один в коше с кураем и грустный напев, звеня, слетал из-под его пальцев, к кошу примчался гонец.
По тревожному стуку копыт Салават угадал, что что-то случилось, и, отбросив курай, вскочил с подушки.
Вестник в промокшей до последней нитки одежде вошёл в кош, вынул из шапки пакет с большими печатями и подал его Салавату.
— От государя?! — воскликнул Салават.
Глаза его радостно сверкнули, сердце забилось счастьем.
Безвестность всегда порождает дурные слухи. В последние недели люди передавали вести о том, что государево войско разбито и сам он попал в плен к злодеям. Пакет от него означал, что все эти слухи ложны, что он победил, что он, как орёл, парит над широкой Русской землёй, может быть, уже в Петербурге или в Москве он сидит на троне и по всей России подданные приносят ему присягу, торжественно звонят на христианских церквах праздничные колокола, попы в золотых ризах поют молебны и перед царским дворцом стоят виселицы, на которых рядами висят дворяне, купцы-заводчики и взяточники-чиновники…