Салимов удел
Шрифт:
— Слушаю, Мэтт.
Мэтт быстро дышал в трубку. Воздух вырывался резкими короткими всхлипами.
— Бен, можете приехать? Прямо сейчас?
— Да, конечно. А в чем дело? Вы заболели?
— Не по телефону. Просто приезжайте.
— Буду через десять минут.
— Бен…
— Да?
— У вас нет распятия? Или образка Святого Христофора? Чего-нибудь такого?
— Черт, нету. Я баптист… бывший.
— Ладно. Приезжайте побыстрее.
Бен повесил трубку и поспешно вернулся наверх.
— Мистер Мирс, мистер Бэрк заболел?
— Говорит, что нет. Он просто попросил меня… скажите, вы католичка?
— Мой муж был католиком.
— У вас есть распятие, или розарий, или образок Святого Христофора?
— Ну… в спальне — крест моего мужа… я могла бы…
— Да, пожалуйста.
Она пошла по коридору, шаркая меховыми тапочками по выцветшим полоскам ковра. Бен вошел к себе в комнату, натянул вчерашнюю рубашку и скользнул босыми ногами в кроссовки. Когда он снова вышел в коридор, у дверей стояла Ева, держа крест, блеснувший на свету тусклым серебром.
— Спасибо, — сказал Бен, взявшись за крест.
— Мистер Бэрк просил вас об этом?
— Вот именно.
Еще больше очнувшись от сна, она нахмурилась.
— Он не католик. По-моему, он не ходит в церковь.
— Он ничего не объяснил мне.
— А, — она понимающе кивнула и отдала ему распятие. — Пожалуйста, осторожнее с ним. Для меня оно очень много значит.
— Я понимаю. Не беспокойтесь.
— Надеюсь, с мистером Бэрком все в порядке. Он хороший человек.
Бен спустился вниз и вышел на крыльцо. Он не мог держать распятие и одновременно доставать ключи от машины, но вместо того, чтобы просто переложить крест из правой руки в левую, повесил его на шею. Серебро уютно скользнуло по рубашке, но, садясь в машину, Бен вряд ли сознавал, что чувствует себя утешенным.
На первом этаже дома Мэтта светились все окна. Когда фары ситроена обдали фасад светом, Мэтт отворил дверь и подождал, пока Бен подъедет.
Бен шел по дорожке к дому, готовый практически ко всему, и все равно лицо Мэтта потрясло его. Оно было смертельно бледным, губы дрожали. Широко раскрытые глаза как будто бы не моргали.
— Пошли на кухню, — сказал он.
Бен переступил порог и, как только оказался внутри, в падающем из коридора свете заблестел крест.
— А, принесли.
— Это Евы Миллер. А в чем дело?
Мэтт повторил:
— На кухню.
Когда они проходили мимо ведущей на второй этаж лестницы, Мэтт взглянул наверх и при этом словно бы отпрянул. Теперь кухонный стол, за которым они ели спагетти, был пуст, если не считать трех предметов,
— Да в чем дело, Мэтт? Вы выглядите ужасно!
— Может быть, мне все приснилось, но, слава Богу, вы здесь. — Взяв револьвер, учитель беспокойно вертел его в руках.
— Рассказывайте. И перестаньте играть этой штукой. Он заряжен?
Мэтт положил пистолет и пятерней взъерошил волосы.
— Да, заряжен. Хотя, по-моему, толку от этого никакого… вот разве что застрелиться. — Он рассмеялся — болезненно, отрывисто, будто заскрипело стекло.
— Перестаньте.
Резкость тона сломала странно неподвижное выражение в глазах Мэтта. Он потряс головой — не так, как человек, отрицающий что-то, а так, как встряхиваются, вылезая из холодной воды, некоторые звери.
— Наверху покойник, — сказал Мэтт.
— Кто?
— Майк Райерсон. Работник городского хозяйства. Землеустроитель.
— Вы уверены, что он мертв?
— Нутром чую, хоть к нему и не заглядывал. Не посмел. Поскольку не исключено, что в определенном отношении он вовсе не мертв.
— Мэтт, в ваших словах нет здравого смысла.
— А вы думаете, я этого не понимаю? То, что я говорю — ерунда, а то, что думаю — сумасшествие. Но звонить, кроме вас, было некому. Вы — единственный на весь Салимов Удел человек, кто мог бы… мог… — Мэтт потряс головой и начал снова. — Мы говорили про Дэнни Глика.
— Да.
— И про то, что умер он, возможно, от злокачественной анемии… как сказали бы наши деды, «просто зачах».
— Да.
— Его хоронил Майк. И пса Вина Пэринтона нашел насаженным на ворота Хармони-Хилл тоже Майк. Майка Райерсона я встретил вчера вечером у Делла, и…
— …и не смог войти туда, — закончил Мэтт. — Не смог. Почти четыре часа просидел на кровати. Потом, как вор, прокрался вниз и позвонил вам. Что скажете?
Снявший было с шеи распятие Бен теперь задумчиво потрогал пальцем поблескивающий холмик тонкой цепочки. Было почти пять часов, небо на востоке порозовело от зари. Светящийся брусок над головой побледнел.
— Думаю, будет лучше, если мы поднимемся в комнату для гостей и посмотрим. По-моему, сейчас мы больше ничего не можем сделать.
— Теперь, когда в окно льется свет, все это кажется кошмаром умалишенного. — Мэтт неуверенно рассмеялся. — Надеюсь, так оно и есть. Надеюсь, Майк спит, как младенец.
— Ну, идемте, посмотрим.
Мэтт с усилием унял дрожащие губы.
— Ладно. — Он опустил глаза к столу, затем вопросительно взглянул на Бена.
— Само собой, — ответил Бен и надел крест Мэтту.