Сальтеадор
Шрифт:
— Да, действительно, такова его воля, — подтвердил дон Иньиго. — И я знаю, что он отдал соответствующие приказы.
— За какой же срок повелел король дон Карлос покорить горы?
— Говорят, за две недели: такой наказ получил верховный судья.
— Жаль, что вам, сеньора, пришлось проехать здесь сегодня и что вы не отложили свое путешествие на три недели, — заметил Сальтеадор, теперь обращаясь уже к молодой девушке, — тогда вы бы встретили на своем пути не разбойников, так напугавших вас, а честных людей, и они сказали бы вам:
— Зато, сеньор, мы встретили, — ответила дочь дона Иньиго, — дворянина, вернувшего нам свободу.
— Не надо благодарить меня, — возразил Сальтеадор, — ибо я подчиняюсь власти более могучей, чем моя воля, власти, что сильнее меня самого.
— Что же это за власть?
Сальтеадор пожимал плечами:
— Право, не знаю: на свою беду, я подвластен первому впечатлению. Между сердцем и разумом, разумом и рукою, рукою и шпагой у меня полное согласие, и оно заставляет меня то свершать зло, то творить добро — чаще зло, нежели добро. Но как только я увидел вас, чувство симпатии к вам победило в моем сердце гнев и отбросило его так далеко, что, клянусь честью дворянина, я поискал его взглядом, да так нигде и не обнаружил.
Пока молодой человек говорил, дон Иньиго не сводил с него глаз, и, странное дело, симпатия по отношению к ним, в которой признался Сальтеадор, говоря шутливо, но с теплотой и задушевностью, походила на то чувство, каким невольно полнилась душа старика.
Тем временем донья Флор еще теснее прижалась к плечу отца — не от страха, а от какого-то сладостного трепета, что испытала девушка, с упоением внимая речам молодого человека; наивное дитя, она прильнула к отцу, чтобы в его объятиях обрести защиту от неведомого ей, властно овладевающего ею чувства.
— У меня, молодой человек, — сказал дон Иньиго в ответ на последние слова Сальтеадора, — тоже появилась какая-то симпатия к вам. И то, что мне довелось проехать по этим местам теперь, а не через три недели, я скорее сочту удачей, чем невезением, ибо через три недели, пожалуй, мне бы уже не удалось в свою очередь оказать вам услугу, равную той, что вы оказали мне сейчас.
— Мне — услугу? — переспросил разбойник.
Горькая усмешка выдала сокровенную мысль Сальтеадора: «Лишь Всемогущий окажет мне услугу — ту, единственную, что еще можно оказать».
А дон Иньиго, словно понимая, что происходит в сердце молодого человека, говорил:
— Милосердный Творец каждому предназначил место в этом мире: в государствах он создал королей, создал дворян, так сказать, естественную охрану королевской власти; города населил обывателями, торговцами, простым людом; по его воле отважные мореходы бороздят океаны, открывая неведомые, новые миры; горы же он заселил разбойниками и там же, в горах, дал убежище диким плотоядным зверям, как бы указуя нам, что, давая разбойникам и хищникам единое пристанище, этих людей он ставит на самую низкую ступень общества.
Сальтеадор
— Дайте мне закончить, — остановил его дон Иньиго.
Молодой человек склонил голову в знак согласия.
— И вот, — продолжал старик, — вы можете встретить людей вне того круга, который Господь Бог им предназначил и где они обитают, словно в стаде особей одного и того же вида, хотя и различны по своей духовной ценности, — так вот, вы встретите их в другом кругу только в том случае, если произошло какое-либо общественное потрясение или в семье их случилась большая беда. И все это насильственно вырвало их из того круга, который был им близок, и перенесло в тот, который уготован был не для них. Так, мы с вами, например, родились дворянами, дабы состоять в свите короля, но наша судьба сложилась иначе. Я стал, по воле судьбы, мореплавателем, вы же…
Дон Иньиго умолк.
— Кончайте, — усмехнулся молодой человек. — Ничего нового вы мне не скажете, но от вас я готов все выслушать.
— …стали бандитом.
— Да, но ведь вы знаете, это слово означает также и «изгнанник».
— Да, знаю, и, поверьте мне, я не смешиваю эти понятия, — сказал старик и строго спросил: — Вы изгнанник?
— А кто вы, сеньор?
— Я дон Иньиго Веласко де Гаро.
Молодой человек при этих словах снял шляпу и отбросил ее далеко в сторону.
— Прошу простить меня, я оставался с покрытой головой, а ведь я не испанский гранд.
— А я не король, — улыбнулся дон Иньиго.
— Но вы благородны, как король.
— Вы что-нибудь знаете обо мне? — поинтересовался дон Иньиго.
— Отец часто говорил о вас.
— Значит, меня знает ваш отец?
— Он не раз повторял, что ему выпала честь быть знакомым с вами.
— Как зовут вашего отца, молодой человек?
— Да, как же его зовут? — негромко спросила донья Флор. — Каково его имя?
— Увы, сеньор, — отвечал атаман с глубокой грустью, — отцу не доставит ни радости, ни чести, если уста мои произнесут имя старого испанца, в чьих жилах нет ни капли мавританской крови! Не заставляйте же меня произносить его имя и усугублять его бесчестие, муки, что он терпит из-за меня.
— Он прав, отец, — взволнованно сказала молодая девушка.
Дон Иньиго взглянул на донью Флор — она вспыхнула и опустила глаза.
— Мне кажется, вы согласны с прекрасной сеньорой, — заметил Сальтеадор.
— Пусть будет так, — ответил дон Иньиго. — Храните же в тайне ваше имя, но, может быть, у вас нет повода скрывать от меня причину, по которой вы ведете чуждый вам образ жизни. Почему изгнаны из общества? Почему бежали сюда в горы? Думаю, что все это — следствие безрассудства молодости. Но если вас иногда хоть сколько-нибудь мучают угрызения совести, если вы хоть немного сожалеете, что ведете такую жизнь, то клянусь вам перед Господом Богом, даю слово стать вашим покровителем и даже поручителем.