Сальто-мортале
Шрифт:
Мост Аричча, никого не предупредив, с адским грохотом рухнул в ночь на семнадцатое января. В войну его взорвали немцы, а потом его вновь построили — плохо, из камня и бетона, а должны были бы построить из железобетона, мост-то, с вашего позволения, ведь высотой в шестьдесят метров. В свое время его выстроили по велению Пия IX, в подражание древнеримским мостам с тремя рядами арок. Знаменитые арки, которые видны были издалека. Теперь уже не видны — они тоже рухнули.
Тут, продолжал свой рассказ крестьянин из Чеккины, я остановился, а потом побежал к камням — они были забрызганы кровью; разбитый череп, разорванное на части тело, сплющенные руки и ноги, колеса погнутые, рама исковерканная, руль валялся
Джузеппе-мухолов отлично знал, что мост Аричча уже рухнул, значит, он свалился не случайно, а сам бросился вниз. На главной дороге поставлены даже стрелки-указатели и написано: «Сворачивайте вправо на дорогу к Чеккине, а затем — на Дженцано». Все до единого должны были ехать в объезд. Да и у самого моста стоит большой указательный знак с надписью:
ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН.
Указательный знак красного цвета, и виден он издали.
Поэтому не убеждайте меня, что и в этот раз речь идет о преступлении: Джузеппе-мухолов сам бросился вниз. А может, случилось несчастье: он не заметил знака, без очков он почти ничего не видел. Его сын говорит, что он покончил жизнь самоубийством из протеста, ну, то есть в пику коммуне Альбано, которая не захотела купить ему насос с мотором, но я этому не верю. Человек может покончить жизнь самоубийством из-за чего угодно, но из-за насоса с мотором — это уж слишком. Сын потому так говорит, что у него зуб на коммуну Альбано. Но разве коммуна виновата, что кругом в долгах и не знает, как свести концы с концами, беднягам приходится экономить на любой мелочи, даже на насосе с мотором.
За десять дней до того, как он бросился с моста, Джузеппе отравился, а такого с ним не случалось за все годы работы мухоловом. Он стал качать отравленную патоку против ветра, и потом его нашли полумертвым, он лежал в миртовых зарослях: лихорадочно вытаращенные глаза, пена у рта, распухший, вывалившийся язык.
В санитарной машине, которая везла его в больницу, он беспрестанно бредил. Говорил: этот гул в ушах, уберите его, не хочу его видеть. Кто выкрасил воздух в ярко-красный цвет? Куда и зачем вы меня везете? Этот свет в глаза — почему он никак не замолчит? Что это за запах? Покрасьте воздух в другой цвет. Нет, сказал он, это не жужжание мух. Это
ГУЛ РАСШИРЯЮЩЕЙСЯ ВСЕЛЕННОЙ,
индусы всегда слышат его: Джузеппе-мухолов попал в Индию военнопленным.
Объясните мне получше, каков он с виду, этот гул, сказал священник из Павоны: он был отчаянно любопытен. Ну, точно облака, бегущие по небу, сказал Джузеппе. Не понимаю, сказал священник из Павоны. Ну, как хруст тонких цепей на лугу, сказал Джузеппе, или как нити света при безветрии, или как лучи солнца, пронизывающие летом тополиную рощу.
Я слышу таинственный знак вселенной, слышу его в воздухе, сказал Джузеппе-мухолов. Он лежал в городской больнице Альбано и в бреду все повторял: — Уверен, что центр земли находится тут, рядом, скорей всего в районе Павоны.
На священника этот бред произвел огромное впечатление, и он сказал: — Почему бы вам не изобразить на листе бумаги тот знак, который вы слышите в воздухе?
Джузеппе дрожащей рукой написал карандашом:
ОМ.
Теперь я понимаю не больше, чем прежде, сказал священник из Павоны. ОМ Хлинг Сваа, сказал Джузеппе. Хандарп ОКАТ. ОКАТ означает — Объединенный кооператив автобусников и трамвайщиков Рима, с недоумением сказал священник, осуждающе взглянув на Джузеппе. А тот сказал (но уже санитарам больницы): — Осторожнее, вы меня раздавите, не рвите мои крылья. Принесите мне немного варенья или разлагающийся труп. И еще немного
Когда его выписали из больницы и отправили домой, он с виду был вполне здоров и рассуждал как и прежде — иными словами, вполне здраво. Однажды утром он сел на свой черный велосипед и поехал к мосту Аричча. В то же самое время под этим мостом проезжал крестьянин, который вез репу на рынок в Дженцано. Было это ровно в шесть утра.
Полиция говорит: — Счастье еще, что в этот раз преступление исключается.
Ну хорошо, преступление исключается, но, с вашего позволения, все Джузеппе до одного плохо кончают. Сначала утонул в канаве мясник, потом разбился вдребезги под мостом мухолов. Не нравится мне это имя — Джузеппе, и вообще меня охватила тревога.
Я шел по берегу Торвайяники и часами слушал рокот волн, но вместе с ним до меня долетал и голос моего неотвязного спутника. Джузеппе, спрашивал он, неужели ты ничего не замечаешь? Что я должен замечать? И я тут же убегал — не хотел больше слышать его голос. Но он неотступно преследовал меня. Неужели не видишь, что таешь, точно карамелька в жару? Я убежал с берега в рощу пиний, а оттуда в долину: не хотел слышать за спиной этот голос.
Ты стареешь на глазах, говорил он, кожа твоя сморщилась, поредели зубы и волосы, все суставы скрипят. Ну и что ж, у меня всегда был артрит, отвечал я. Не только в нем одном беда, дружище. Похоже, тебя радуют мои невзгоды, говорил я, а ведь мы одной цепью связаны,
МЫ РОДИЛИСЬ ВМЕСТЕ.
Джузеппе, дружище, если так пойдет и дальше, ты скоро превратишься в живой труп. Ну хорошо, мог бы этого и не говорить. Но он не унимался. Никто не замечает приближения своей смерти, продолжал он, видишь ее признаки только у других. Ты сам исчезаешь, словно растворяешься в воздухе, хотя уверен, что существуешь. Лучше бы ты помолчал. А между тем тебя уже нет, ты иссяк. Верно, сказал я, смерть не шутит, с ней шутки плохи; и снова бросился прочь.
И тут меня настиг голос Розалии. Куда ты убегаешь? Я же тебе говорила, если землю не возделывать, она оскудеет, вот и у меня иссякло молоко. Что поделаешь, Роза, как-нибудь обойдусь молоком кооператива «Весна» города Фрозиноне. Уж не хочешь ли ты сравнить меня с кооперативом «Весна»? Не волнуйся, я никого ни с кем не сравниваю, не выношу сравнений.
Будем надеяться, сказал я, что дождь не начнется, не нравятся мне эти барашки в небе. Я добрался до Альбано, где готовились к
ГРАНДИОЗНЫМ ПРАЗДНЕСТВАМ
в честь мадонны, избавившей Альбано от холеры.
Сто лет спустя жители Альбано вспомнили о холере и устроили эти празднества с пышной религиозной процессией. Викарий, специально прибывший из Рима, отслужил мессу — почему только не пригласили самого папу? Вполне могли бы его пригласить, и не исключено, что он бы приехал. Вот в прошлом году жители Павоны его пригласили, и, к величайшему их изумлению, папа прибыл собственной персоной.
На улицах Альбано повсюду расклеены афиши, гласящие: в полдень состоится Большой мотокросс, а затем молебен под открытым небом на зеленом лугу. Я люблю этот шум и толчею на улицах Альбано: все радостно возбуждены — ведь как-никак город спасся от холеры.
Статую мадонны пронесут по всем улицам, на площади Мадзини будут продавать лотерейные билеты, вы сможете выиграть нижнее белье или кожаное кресло фирмы «Файелла» из города Латина. Вечером начнутся состязания по перетягиванию каната и раскалыванию каштанов, а также будет устроен ослепительный фейерверк, причем все расходы берет на себя фирма «Стаккини». Та самая фирма, что производит взрывчатые вещества и знаменитые бомбы «Стаккини», которые могут вмиг поднять на воздух весь Альбано.