Сальватор

Дюма-отец Александр

Папе римскому достаточно было одного только взгляда на красивое лицо монаха, чтобы понять, что тот был готов упасть в обморок.

И он протянул ему руку.

– Мужайтесь, сын мой! – сказал он ему. – Какую бы ошибку, какой бы грех, какое бы преступление вы ни совершили, милосердие Божье гораздо более велико, нежели человеческий порок.

– Я грешен, как человек, о, святой отец! – ответил доминиканец. – Но если я и не без греха, то, надеюсь, не совершил никакой ошибки и уверен, что за мной нет никакого преступления.

–

Действительно, мне помнится, что ваш знаменитый покровитель сказал мне, сын мой, что вы пришли ко мне для того, чтобы походатайствовать за вашего отца.

– Да, Ваше Святейшество, я пришел именно из-за моего отца.

– И где же находится ваш отец?

– Он во Франции, в Париже.

– Что он делает?

– Будучи приговоренным человеческим правосудием, или скорее людской злобой, он ждет смерти.

– Сын мой, не будем обвинителями наших судей. Господь сам осудит их и без обвинений.

– А пока мой безвинный отец умрет.

– Король Франции является набожным и добрым князем, сын мой. Почему же вы не обратились к нему?

– Я обращался к нему, и он сделал для меня то, что был в состоянии сделать. Он остановил на три месяца падение меча правосудия. Именно столько времени я попросил у него для того, чтобы прийти из Парижа в Рим и вернуться обратно.

– И зачем же вы пришли в Рим?

– Сами видите, святой отец, чтобы броситься к вашим ногам.

– Я не властен над временным существованием подданных короля Карла X. Моя власть распространяется на их духовную жизнь.

– Я не прошу пощады, святой отец, я прошу справедливости.

– И в чем же обвиняется ваш отец, сын мой?

– Он осужден по обвинению в ограблении и убийстве.

– И вы говорите, что он неповинен в этих двух преступлениях?

– Я знаю, кто совершил ограбление и кто убийца.

– Но почему же вы не сообщили никому эту ужасную тайну?

– Она не принадлежит мне: это – тайна Господа, тайна исповеди.

И Доминик с рыданиями пал ниц перед святым отцом и стукнул лбом об пол.

Лев XII посмотрел на молодого человека с выражением глубокого сострадания.

– И вы пришли ко мне, сын мой?..

– Я пришел спросить у вас, святой отец, у вас, епископа Римского, викария Христа, служителя Господа нашего: должен ли я дать умереть моему отцу, когда здесь, у меня на груди, у ваших ног есть доказательство его невиновности?

И монах положил к ногам папы римского запечатанный конверт с исповедью господина Жерара. Написанное собственноручно господином Жераром и подписанное этим же самым господином Жераром.

Затем, не вставая с колен, протянув руки к документу, умоляюще глядя наполненными слезами глазами, монах стал ждать ответа своего судьи.

– Вы сказали, сын мой, – произнес Лев XII взволнованным голосом, – что это признание было вручено вам в собственные руки?

– Самим

виновным, святой отец.

– На каких условиях?

Монах застонал.

– На каких условиях? – повторил свой вопрос Лев XII.

– На условиях обнародования только после его смерти.

– В таком случае дождитесь смерти виновного, сын мой.

– Но мой отец… мой отец!

Папа римский молчал.

– Мой отец умрет, – рыдая, произнес монах, – а он ни в чем не виновен!

– Сын мой! – ответил на это папа римский медленно, но твердо, – пусть погибнет невиновный, пусть погибнут десять невиновных, пусть погибнут все, но догма должна жить!

Доминик поднялся с колен. В душе его было отчаяние, но, странное дело, лицо его было спокойно.

По его губе, приподнятой в презрительной улыбке, стекли две последние слезинки.

Глаза его высохли так быстро, словно перед ними провели раскаленным железом.

– Хорошо, святой отец, – сказал он, – я вижу теперь, что в этом мире мне больше не на кого надеяться, кроме самого себя.

– Вы ошибаетесь, сын мой, – сказал папа римский, – я ведь только что сказал: вам не придется обнародовать исповедь виновного, но ваш отец останется в живых.

– Разве в наше время возможны чудеса, святой отец? Я теперь вижу только одно чудесное средство, которое может спасти моего отца.

– Вы ошибаетесь, сын мой, поскольку, хотя вы ничего мне и не открыли, – тайна исповеди так же священна для меня, как и для любого другого, – я могу написать французскому королю о том, что ваш отец невиновен, что мне это известно, – если это не так, я возьму этот грех на себя и надеюсь, что Господь мне его простит, – и попрошу его о помиловании.

– О помиловании!. Вы не нашли другого слова, святой отец, потому что, действительно, только оно в данном случае и подходит. Но помиловать можно только виновного. Мой отец невиновен, а для невиновных не существует помилования. Значит, мой отец умрет.

И монах отвесил глубокий поклон представителю Христа на земле.

– Еще не все! – воскликнул Лев XII. – Не уходите, сын мой, подумайте хорошенько!

Но Доминик уже упал на колени:

– Об одной милости прошу вас, святой отец, – сказал он, – дайте ваше благословение!

– О, от всего сердца, дитя мое, – воскликнул Лев XII.

И он простер руки.

– Ваше благословение in articulo mortis [17] , – прошептал монах.

Папа римский замялся.

17

In articulo mortis (лат.) – при смерти, на смертном одре. (Прим. изд.)