Сальватор
Шрифт:
– Прошу тебя, Долорес, выслушай же меня! – сказал он.
– Ага! Ты боишься! – воскликнула с издевкой в голосе мадемуазель де Вальженез.
– Еще раз прошу вас, Сюзанна, помолчите! – сурово произнес американец. – Вы же видите, что я разговариваю с этим бедным созданием.
– Тебе нет необходимости разговаривать со мной, Камил, потому что я ничего не хочу слышать, – сказала госпожа де Розан.
– Тогда что тебе от меня нужно, Долорес? – спросил Камил, сдвигая брови. – Готов сделать все, что ты потребуешь.
–
Камил не расслышал или сделал вид, что не расслышал эти ее слова и повторил:
– Говори же. Что ты от меня требуешь?
– Я требую, – произнесла госпожа де Розан с улыбкой женщины, уверенной, что сумеет покарать изменника, – я требую, чтобы ты долго и мучительно каялся в своем преступлении.
– Я покаюсь, – ответил Камил.
– О, да! – прошептала креолка, – долго, но раньше, чем ты думаешь.
– Я начинаю немедленно, Долорес, – сказал Камил. – Видишь, я уже покраснел.
– Этого недостаточно, Камил, – сказала Долорес, отрицательно покачав головой.
– Я знаю, что виноват, очень виноват. Всю жизнь я употреблю на то, чтобы искупить свой грех.
– Слушай, Камил, – со смехом сказала Сюзанна, – а какой будет моя роль в этом твоем раскаянии?
– Выслушай меня, Долорес, и не слушай того, что она говорит! – воскликнул молодой человек. – Я клянусь тебе сделать все, что будет в моих силах, чтобы ты смогла забыть о совершенном мною проступке.
Но Долорес снова отрицательно покачала головой.
– Этого мало, – повторила она.
– Так чего же тебе еще надо?
– Сейчас скажу.
Госпожа де Розан на мгновение задумалась.
Затем произнесла:
– Я уже сказала тебе, Камил, что из той комнаты слышала все, что ты здесь говорил.
– Слушаю тебя, говори, говори!
– О! – простонала Сюзанна.
– Ты, следовательно, знаешь, – продолжала креолка, – все, что я могла услышать. И услышала, что, помимо свой воли, ты, Камил, сам того не замечая, машинально говорил только обо мне с этой женщиной, из-за которой ты мне изменил.
– Истинно так! – живо воскликнул Камил, довольный тем, что жена слышала ссору его с мадемуазель де Вальженез по поводу нее. – Вот видишь, Долорес, я продолжаю тебя любить.
Сюзанна испустила нечто похожее на рычание.
– Говорить обо мне в такой момент, – сказала Долорес, – значило признаваться в некоторых угрызениях совести.
– Это было воспоминание, больше чем воспоминание! Это был крик сердца! – воскликнул Камил.
– О, презренный! – прошептала Сюзанна.
Камил слегка пожал плечами.
– Думаю, что это был действительно крик сердца, – повторила Долорес серьезным тоном. – Ты любил меня и вспоминал обо мне даже наедине с той, с которой ты мне изменил.
– О да! Да! Я любил тебя! Клянусь! – вскричал Камил.
– В этот раз можешь не клясться, – произнесла креолка с горечью в голосе. –
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Камил, в сердце которого снова закралась тревога, хотя он и догадаться не мог, куда клонила Долорес.
– Твоя смерть, Камил, была бы только коротким и глупым актом мщения. Нет-нет! Я желаю, чтобы ты остался в живых, чтобы раскаяние твое было таким же ужасным, как и твое преступление, чтобы моя месть отпечаталась в твоем сердце несмываемыми и вечными буквами.
В этот момент мадемуазель де Вальженез, которая, казалось, поняла, о какой именно мести говорит госпожа де Розан, подалась вперед, и в ее глазах, на ее губах, словом, на всем ее лице появилось выражение радостного наслаждения.
Но ни Камил, ни его жена не заметили этого движения.
– Я хочу, – продолжала Долорес, понемногу распалясь и постепенно достигая того уровня восторга, которым светятся лица мучеников, – чтобы твоя жизнь стала медленной и мучительной смертью. Я хочу, чтобы ты нес на себе это наказание столько же лет, сколько дней я отстрадала. Я хочу, чтобы в любую минуту ты видел меня везде: перед собой, за собой, у твоего изголовья, за твоим столом. Я хочу стать твоей неразлучной тенью, твоим страшным видением. Я хочу, чтобы ты до конца твоей жизни лил слезы. И для того, чтобы всегда быть в твоих мыслях, я принимаю смерть. А поскольку тебе недостаточно призрака Коломбана, я хочу, чтобы тебя начал преследовать еще и призрак Долорес.
С этими словами креолка, за несколько секунд до этого нашедшая левой рукой то место на левом боку, где билось ее сердце, приставила к этому месту острие кинжала, который держала в правой руке, и без видимого усилия и без единого крика вонзила лезвие кинжала в сердце по самую рукоятку.
Струя крови долетела до лица Камила. Почувствовав эту смертельную теплоту, он поднес ладони к лицу. Когда же он посмотрел на руки, они были влажными и красными.
Сюзанна не упустила ни единого жеста молодой женщины. Как мы уже сказали, она за минуту до этого уже догадалась, что должно было произойти.
Сюзанна и Камил вскрикнули почти одновременно. Но интонация этих криков была совершенно разной.
В восклицании Камила слышались удивление, ужас, недоумение.
Восклицание Сюзанны было наполнено дикой радостью.
Госпожа де Розан так быстро упала на ковер, что рванувшийся к ней Камил не успел ее подхватить.
– Долорес! Долорес! – вскричал он жалобно.
– Прощай! – слабым голосом произнесла молодая женщина.
– О! Вернись ко мне! – прошептал Камил, прижимая к груди тело жены, которая умирала без всякой агонии, и покрывая поцелуями ее шею и плечи, которым кровь, выливаясь потоком из раны, придала блеск и гладкость мрамора.