Сальватор

Дюма Александр

Господин Жакаль продолжал.

— По правде говоря, господин Сальватор, если бы еще не существовало слова «филантроп», пришлось бы его создать ради вас. Пусть самый честный журналист на земле — если только журналист может быть честным — завтра напишет, что вы зашли за мной в полночь и пригласили участвовать в благородном деле — ему никто не поверит! Более того: вас заподозрили бы в том, что вы ищете выгоду в этом бескорыстном начинании. Ваши политические единомышленники не преминут от вас отречься и заявят во всеуслышание, что вы продались бонапартистам: стремиться

во что бы то ни стало спасти жизнь господину Сарранти, прибывшему с другого конца света, когда вы его, может быть, видели всего раз во время ареста возле церкви Успения, стремиться любой ценой доказать суду, что он ошибся и осудил невиновного, — значило бы проявить бонапартизм, не так ли сказали бы ваши политические единомышленники?

— Спасти невиновного, господин Жакаль, значит проявить порядочность. Невиновный не принадлежит ни к какой партии или, вернее, он примыкает к партии Господа.

— Да, да, несомненно, и этого достаточно для меня, потому что я давно и хорошо вас знаю и для меня не секрет, что вы уже давно то, что называется человек свободно мыслящий. Да, я знаю, что было бы неуместно даже пытаться поколебать столь глубоко укоренившиеся мнения. Я и не стал бы предпринимать такую попытку. Но вдруг кто-нибудь пожелает это сделать? Вдруг кто-нибудь попытается вас оболгать?

— Напрасный труд, сударь: никто в это не поверит.

— Когда-то я был так же молод, — с легкой грустью заметил г-н Жакаль, — и думал о ближних так же, как и вы. С тех пор я горько в этом раскаялся и воскликнул вслед за Мефистофелем… Вот вы, дорогой господин Сальватор, привели свою цитату, позвольте и мне привести свою! Итак, вслед за Мефистофелем я повторил:

Вселенная во весь объем Доступна только Провиденью. У Бога светозарный дом, Мы в беспросветной тьме живем…

— Пусть так! — отвечал Сальватор. — Тогда и я отвечу вам, как доктор Фауст:

Но я осилю все! [29]

— «Но жизнь, к несчастью коротка, а путь до совершенства дальний!», — закончил цитировать г-н Жакаль.

— Что ж поделать! — отозвался Сальватор. — Небо создало меня таким. Одни естественно стремятся к злу, я же, напротив, подчиняясь природному инстинкту, уступая необоримой силе, стремлюсь к добру. Должен вам сказать, господин Жакаль, что все самые педантичные или самые многословные философы, объединившись, не смогли бы поколебать мои убеждения.

29

Гёте, «Фауст», I, «Рабочая комната Фауста». — Перевод Б. Пастернака.

— Ах, молодость, молодость! — с каким-то унынием пробормотал г-н Жакаль и огорченно покачал головой.

Сальватор решил, что пора переменить тему разговора.

По его мнению, печальный г-н Жакаль только опошлял печаль.

— Раз уж вы удостоили меня чести и согласились меня принять, господин Жакаль, — сказал он, — позвольте в нескольких словах напомнить вам о цели путешествия, которое третьего дня я предложил вам совершить.

— Слушаю вас, дорогой господин Сальватор, — ответил г-н Жакаль.

Но не успел он договорить, как привратник отворил дверь и доложил, что карета заложена.

Господин Жакаль встал.

— Поговорим об этом в пути, дорогой господин Сальватор, — сказал он, берясь за шляпу и знаком приглашая молодого человека пройти вперед.

Сальватор поклонился и вышел.

Очутившись во дворе, г-н Жакаль усадил молодого человека в экипаж и, ступив на подножку, спросил:

— Куда мы едем?

— Дорога на Фонтенбло, Кур-де-Франс, — сказал тот.

Господин Жакаль повторил кучеру приказание.

— Через улицу Макон, — прибавил молодой человек.

— Через улицу Макон? — переспросил г-н Жакаль.

— Да, мы заедем ко мне и возьмем попутчика.

— Черт! — не сдержался г-н Жакаль. — Если бы я знал, я приказал бы заложить не двухместный экипаж, а берлину.

— О, не беспокойтесь! Этот попутчик вас не стеснит, — возразил Сальватор.

— Дом номер четыре по улице Макон, — приказал г-н Жакаль.

Карета тронулась.

Скоро она остановилась перед домом Сальватора.

Молодой человек вошел, отперев ключом входную дверь.

Едва он подошел к нижней ступеньке винтовой лестницы, как вверху забрезжил свет.

Фрагола появилась со свечой в руке, похожая на звезду, которую видишь из глубины колодца.

— Это ты, Сальватор? — спросила она.

— Да, дорогая.

— Останешься?

— Нет, я вернусь завтра в восемь часов утра.

Фрагола вздохнула.

Сальватор не услышал, а скорее угадал этот вздох.

— Ничего не бойся, — сказал он, — опасности нет никакой.

— Возьми на всякий случай Ролана.

— Я за ним и зашел.

И Сальватор позвал Ролана.

Пес будто только этого и ждал; он скатился по лестнице и уперся передними лапами хозяину в грудь.

— А как же я? — грустно сказала Фрагола.

— Поди сюда, — позвал Сальватор.

Мы только что сравнили девушку со звездой.

Однако ни одна звезда, за несколько секунд пролетающая расстояние от горизонта до горизонта, не могла бы скатиться с небосклона так же стремительно, как Фрагола скользнула по перилам лестницы.

Она оказалась в объятиях молодого человека.

Заглянув в безмятежно улыбающееся лицо Сальватора, видя его ясный взор, она успокоилась.

— До завтра или, вернее, до восьми утра, — попрощалась Фрагола.

— До встречи в восемь часов.

— Иди, мой Сальватор, — промолвила она. — Храни тебя Бог!

Она провожала молодого человека взглядом до тех пор, пока за ним не захлопнулась входная дверь.

Сальватор снова сел рядом с г-ном Жакалем и крикнул в окно:

— За нами, Ролан!