Сальватор

Дюма Александр

— Вы правы, государь. А все потому, что для меня интересы вашего величества гораздо важнее здоровья вашего покорного слуги.

— Так вы пришли поговорить о моих интересах, господин де Виллель?

— Разумеется, государь.

— Я вас слушаю.

— Вашему величеству известно, что происходит? — спросил председатель Совета.

— Так, значит, что-то происходит? — отозвался король.

— Недавно ваше величество приглашали нас послушать приветственные крики парижан!

— Верно!

— Не угодно ли королю послушать

теперь их угрозы?

— Куда я должен для этого отправиться?

— О, недалеко: достаточно отворить это окно. Король позволит?..

— Открывайте!

Господин де Виллель повернул задвижку, и окно распахнулось.

Вместе с вечерним ветром, от которого затрепетали огни свечей, в кабинет вихрем ворвался гул толпы. Слышались и крики радости, и угрозы — одним словом, тот шум, что поднимается над встревоженным городом, когда нельзя понять намерений его жителей и возбуждение их тем более пугает, что понимаешь: впереди — неизвестность.

Среди общего гула раздавались громовые крики: «Долой Виллеля!», «Долой Пейроне!», «Долой иезуитов!»

— А-а! — с улыбкой обронил король. — Это мне знакомо. Вы не присутствовали сегодня утром на смотре, господа?

— Я там был, государь, — отвечал г-н де Пейроне.

— Верно! Я, кажется, видел вас верхом среди офицеров штаба.

Господин де Пейроне поклонился.

— Что ж, это продолжение того, что было на Марсовом поле, — заметил король.

— Надобно подавить эту наглую выходку, государь! — вскричал г-н де Виллель.

— Как вы сказали, сударь? — холодно переспросил король.

— Я сказал, государь, — продолжал министр финансов, подхлестнутый чувством долга, — что, по моему мнению, оскорбления, брошенные министру, падают на короля. И мы пришли узнать волю его величества относительно происходящего.

— Господа! — проговорил в ответ король. — Не надо преувеличивать! Не думаю, что мне грозит какая-либо опасность со стороны моего народа. Я уверен, что мне довольно будет показаться — и все эти разнообразные крики сольются в один: «Да здравствует король!»

— Ах, государь! — послышался позади Карла X женский голос. — Надеюсь, что король не допустит неосторожность и не станет выходить!

— A-а, это вы, госпожа дофина!

— Разве король сам не позволил мне прийти?

— Верно… Так что вы, господа, предлагаете мне предпринять относительно происходящего, как только что выразился господин министр финансов?

— Государь! Вы знаете, что слышатся крики «Долой священников!»? — вставила свое слово герцогиня Ангулемская.

— В самом деле?.. Я слышал, как кричат: «Долой иезуитов!»

— Ну и что, государь? — не поняла дофина.

— Это не совсем одно и то же, дочь моя… Спросите лучше у его высокопреосвященства архиепископа. Господин де Фрейсину, будьте с нами откровенны! Крики «Долой иезуитов!» адресованы духовенству? Как вы полагаете?

— Я бы сделал различие, государь, — отвечал архиепископ, человек спокойный

и прямой.

— А для меня, — поджав тонкие губы, возразила дофина, — различий не существует!

— Ну, господа, занимайте свои места, и пусть каждый выскажет по данному поводу свои соображения, — предложил, садясь, король.

Министры сели, и обсуждение началось.

XX

ГОСПОДИН ДЕ ВАЛЬСИНЬИ

Пока обсуждение (подробности и результаты его мы узнаем позднее) разворачивалось вокруг стола, покрытого зеленым сукном, за котором столько раз решались судьбы Европы; пока г-н де Маранд, рядовой вольтижёр 2-го легиона, возвращается к себе, за весь день не проронив ни слова одобрения или осуждения, по которому можно было бы судить о его политических пристрастиях, потом стягивает с себя мундир с торопливостью, свидетельствующей о его неприязни ко всему военному, и, как если бы его заботил лишь большой бал, что он собирается дать в этот вечер, сам руководит всеми приготовлениями к вечеру, — наши молодые герои, не видевшие Сальватора с тех пор, как он дал им последние указания перед смотром, поспешили, как и г-н де Маранд, сбросить форму; они собрались у Жюстена, как у общего источника, чтобы узнать, как им лучше себя держать в непредсказуемых грядущих обстоятельствах.

Жюстен и сам ждал Сальватора.

Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также по высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.

— Ну что? — хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.

— Министры заседают, — отвечал тот.

— По какому поводу?

— Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая плохо вела себя.

— А когда станут известны результаты заседания?

— Как только будет какой-нибудь результат.

— Так вы можете пройти в Тюильри?

— Я могу пройти повсюду.

— Дьявольщина! — вскричал Жан Робер. — Как жаль, что я не могу ждать: мне надо быть на балу.

— И мне тоже, — сказал Петрус.

— У госпожи де Маранд? — спросил Сальватор.

— Да! — с удивлением отвечали оба приятеля. — Как вы узнали?

— Я знаю все.

— Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?

— Зачем же? Вы все узнаете сегодня вечером.

— Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд…

— Вот у нее вы обо всем и услышите.

— Кто же нам передаст…

— Я.

— Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?

Сальватор лукаво улыбнулся.

— Не у госпожи, а у господина де Маранда.

С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:

— Это мой банкир.

— Ах, черт побери! — огорчился Людовик. — Я в отчаянии: и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!