Салют из тринадцати орудий
Шрифт:
Стивен понял, что запах разложения исходил не от вскрытого тапира, а от фрукта. Не без усилий он заставил себя преодолеть отвращение. Секундой спустя он воскликнул:
— Ох, как же невероятно вкусно. И какое невероятное противоречие между запахом и вкусом. Я предполагал, что они неразрывно связаны. Рукоплещу избирательности орангутанов.
— Очаровательные животные, насколько я слышал и исходя из того немногого, что видел. Мягкие, осмотрительные. Нет в них дурных качеств бабуинов, мандрилов или африканских человекообразных, не говоря уж о нахальном баловстве низших обезьян. Но, как я уже говорил, здесь их почти нет. Чтобы посмотреть
— Жажду этого. Я так понимаю, вы там были?
— Никогда, увы. С такой ногой я не могу карабкаться, а после доступной на лошади дороги вас ждут бесчисленные ступени, вырезанные в голых скалах на внешней стороне кратера. Дорогу называют «Тысяча ступеней», но я думаю, что их там гораздо больше.
— У меня имеются затруднения почти такого же масштаба. Я привязан к этому месту до того момента, как переговоры приведут к решению, надеюсь — в нашу пользу. Сегодня я узнал о некоей связи, которая может оказаться полезной.
В самом начале их знакомства, даже дружбы, Стивен обнаружил, что ван Бюрен находится в полной оппозиции к французскому предложению. С одной стороны, он ненавидел Бонапарта и то, что тот сделал с Голландией, с другой — считал, что он уничтожит любимый Пуло Прабанг. У них нашлось много общих друзей, особенно среди известных французских анатомов, оба знали и ценили труды друг друга. Единственный раз в своей карьере агента разведки Стивен отказался от притворства. Теперь он рассказывал ван Бюрену о беседе с Ли Ляном и своих надеждах. После этого, сидя на стоящей в тени скамейке у препараторской, ван Бюрен снова вернулся к своему базирующемуся на обширных знаниях рассказе о советниках султана, их добродетелях, недостатках, вкусах, доступности.
— Бесконечно признателен вам, дорогой коллега, — сказал Стивен на прощание. — Луна взошла, и я найду дорогу обратно в город. Там я прогуляюсь по публичным домам и местам, где есть танцовщицы.
— Могу ли я надеяться увидеть вас позже? Я обычно снова приступаю к работе во время ночной прохлады, часа в два. Если мы не закончим с некоторыми тонкими отростками до завтрашнего восхода, то едва ли их можно будет различить. Но прежде чем вы уйдете, дайте я поделюсь пришедшей мне мыслью. Единокровный брат нашего Латифа служит в доме, выделенном для французской миссии. Возможно, ему удастся собрать какие-то клочки сведений о вашем человеке из Пондичерри.
В эти дни Стивен редко видел Фокса или Джека Обри. Он оставался на берегу, ночевал обычно в любимом притоне маленькой яванской колонии, где имелись утонченные танцовщицы и знаменитый яванский оркестр-гамелан. Его ритмы, интервалы и каденции, пусть и совершенно чуждые, радовали слух, когда он лежал там ночами со своей надушенной партнершей, девушкой столь привычной к запросам клиентов (некоторые и впрямь крайне странные), что его пассивность ни удивляла, ни разочаровывала.
В главном зале, где выступали танцовщицы, он иногда встречал своих соплавателей, удивленных, смущенных, шокированных его присутствием. Казначей мистер Блай, добродушный человек старше Стивена, отвел его в сторону:
— Думаю, мой долг — предупредить вас, доктор, что это место лишь чуть лучше бардака. Здесь часто случается проституция.
Еще здесь часто случалась карточная игра, очень эмоциональная и с огромными ставками, иногда затягивающаяся до рассвета. Приходили сюда в основном люди с деньгами, но Стивен редко видел французов
В остальное время он гулял по сельской местности в той манере, какую и стоит ожидать от естествоиспытателя и гостя капитана. Иногда с Ричардсоном, иногда с Макмилланом, изредка с Джеком, но гораздо чаще в одиночестве — его спутники возражали против лесных пиявок, десятками пирующих на них в более диких частях острова, и мучительных стай мух и москитов на орошаемых полях.
Но эти прогулки все же оказывались крайне плодотворными, невзирая на подобные недостатки и несмотря на ужасающе агрессивную разновидность пчел, строящих на открытой местности свешивающиеся с крепкой ветки соты и атакующих при появлении в их поле зрения, преследуя нарушителя где-то с четверть мили или до первых густых зарослей. А там иногда жили еще более свирепые красные муравьи или даже раздражительная самка питона, свернувшаяся вокруг кладки яиц.
Довольно быстро он наткнулся на широкую просеку, по которой буйволы дровосеков волокли лес. Эта свободная просека в густом лесу предоставляла великолепную возможность наблюдать древесных птиц, особенно птицу-носорога, иногда — азиатского оленька, а уж гиббоны вообще не переводились. Именно там Джек нашел Стивена вечером того дня, когда состоялся необычайно интересный разговор с клерком Ву Ханя из Пондичерри.
— Вот ты где, Стивен, — воскликнул Джек. — Мне сказали, что ты можешь быть тут. Но если бы я знал, что ты так далеко заберешься в сторону склона, я бы взял лошадь. Господи, ну не жара ли? Не могу представить, откуда ты берешь силы после своих ночных занятий.
Как и остальная команда, Джек слышал о необычайно распутной жизни доктора — пьянство, курение и карты до рассвета. Но лишь он один знал, что Стивену можно причащаться без исповеди.
— Если быть точным, — ответил Стивен, вспоминая о работе над тапиром, от которого остался один скелет, — я был очень занят прошлой ночью. Но ты бы тоже мог подняться далеко по склону не задыхаясь, если бы не ел так много. Бедным и сломленным физически ты был в гораздо лучшей форме. Сколько ты сейчас весишь?
— Не стоит беспокоиться.
— Как минимум лишний стоун с половиной, а то и два, Господи храни. Такие как ты, тучные и полнокровные типы, всегда балансируют на грани апоплексии, особенно в этом климате. Может, ты хотя бы от ужинов откажешься? Ужины убили больше народу, чем Авиценна вылечил.
— Причина, по которой я весь в поту карабкался по этому чертову холму, — не поддался Джек, — это то, что вечером Фокс нас обоих вызывает на совещание. Султан возвращается завтра вечером, всего лишь через неделю после назначенного срока, а на следующий день он даст нам аудиенцию.