Сам без оружия
Шрифт:
– Господа и дамы! Поезд стоит в Москве ровно тридцать минут! – громко объявил проводник чуточку торжественным голосом. – Погода отменная, пожалуйте прогуляться по перрону. Об отходе сообщат заранее. Милости прошу… милости прошу…
Пассажиры охотно покидали вагоны и выходили на перрон, подставляя слабым лучам солнца лица. Погодка и впрямь баловала, после столичной хмури в Москве было на удивление тихо и спокойно.
Щепкин обговорил со своими план заранее и, когда поезд встал на вокзале, подхватил Диану
Белкин, сопровождаемый актрисой Марией и костюмером Ольгой, а также помощником режиссера Леонидом, направился вдоль состава, рассказывая анекдоты и пошловатые истории.
Девушки смеялись и хлопали, а Леонид растягивал губы в улыбке. Он пока не привык к шумному обществу, к тому же ему нравилась Мария, и он смущенно смотрел на нее, не решаясь сделать первый шаг.
На Гоглидзе был режиссер, того следовало тоже вытащить на перрон и растормошить, пусть рассказал бы о замыслах, об идее. После разговора в купе следовало присмотреть за Зинштейном и поддержать.
Однако Гоглидзе остался не удел. Зинштейн заперся в своем купе вместе с художником Скориным и предложение Гоглидзе отверг. «Мы работаем! Так и передайте Василию Сергеевичу!» – заявил он через дверь.
Пришлось ротмистру довольствоваться американцем Брауном. Тот с удовольствием вышел из купе со словами «Я ф Маскфе есчше не был. Это феликий город, который прогнал император Наполеон. Но сдесь тоже плохой бизнес…»
На вокзале Щепкин нашел телеграф, отправил две шифровки Батюшину, дал объявления о найме гримеров, художников и артистов для участия в съемках фильма, потом нашел разносчика газет и лично отобрал нужные.
– «Новое время», «Петербургская…»! Очень хорошо! А вот и статьи!
Капитан развернул газеты и показал Диане на небольшие статьи, скорее заметки о начале съемок нового игрового фильма, который будет снимать молодой талантливый режиссер, способный затмить не только отечественные, но и зарубежные знаменитости.
– Это немного успокоит нашего друга.
В ответ Диана указала глазами на двух японцев, которые тоже подошли к телеграфу. Один – довольно рослый по японским меркам, плечистый, с повязкой на левом глазу. При виде его Щепкина взяла какая-то подспудная злость. Капитан даже не понял, почему именно злится, ведь одноглазый японец ему незнаком.
– Тоже отправляют отчеты в посольство, – заметил он. – Видимо, их путь контролируют.
– Поцелуй меня, Васенька, – вдруг потребовала Диана и обняла его руками за плечи.
Капитан оторопел.
– С чего это ты вдруг?
– Японцы смотрят на нас. Надо смутить их. Ну же!
Она настойчиво тянула его к себе, и Щепкин вынужден был наклониться и поцеловать сочные губы девушки. Это его немного смутило, не привык целоваться у всех на виду. А Диану сей интимный жест нисколько не смутил, она довольно прикрыла глаза
– Хорошо… Спасибо, милый. Они уже не смотрят. Японцы в этом плане очень…
– Я знаю, – ответил Щепкин. – Проявление чувств на людях им претит. Не в традициях…
Диана улыбнулась, провела рукой по щеке Щепкина.
– Ты самый умный, Вася. Идем?
Щепкин сложил газеты, подал руку девушке и пошел обратно. Он вдруг только сейчас с удивлением сообразил, что Диана довольно точно охарактеризовала черту японцев, хотя не жила в Японии и мало что о них знала. Причем вспомнила об этом раньше него самого, прожившего в Японии столько лет!
Все-таки она удивительная. Даже жаль, что больше нет к ней прежних чувств. Или он не прав?..
Не став гадать, капитан повел Диану к выходу с вокзала.
Белкин увел компанию далеко на платформу, продолжая рассказывать забавные случаи. Он втянул в беседу и Леонида и заставил того поведать о первом опыте работы в синема. Молоденький парень наконец перестал дичиться и явил хорошо поставленный баритон и умение правильно строить фразы. И даже на актрису Марию стал смотреть вполне открыто. Отчего был удостоен ее благосклонного взгляда.
На обратом пути поручик провел всех мимо вагона дипломатов, вроде бы по ошибке сунулся в их тамбур и был остановлен вежливым японцем, который стоял возле дверей.
Японец несколько раз поклонился и настойчиво произнес:
– Высокий гаспадина, тут нельзя! Дипломаты!
Белкин, играя пьяного, недоуменно посмотрел на японца, обернулся на девушек и мотнул головой:
– П-сс. Миль пардон! Прошу… эк!.. ходя-ходя, все нормально! Вери гуд! Обшибси! Твоя моя панимай?
Японец опять начал кланяться, но стоял в дверях намертво. Белкин и не лез, успев рассмотреть за его спиной только тамбур.
– Др-рузья! Идем к нам! Шампанское уже заледенело! Оленька, душечка! У вас чудный голос! Давайте вместе – «А-ацвели уж давно хризанте-эмы в саду-у!!»
«А стерегут крепко и постоянно, – отметил он, уводя компанию прочь. – Мирно к ним не зайти никак…»
Когда поезд тронулся, а гомонящие пассажиры вновь расселись по вагонам и потребовали кто беленькую, кто мозельского, а кто коньячку, дабы отметить прощание с древней Москвой, группа вновь собралась в купе Щепкина.
– Легенда прикрыта, в газетах даны заметки. Так что мы пока вне подозрений, – рассуждал капитан. – Японцы стерегутся хорошо, просто так к ним не попасть. Зинштейн работает?
– Как проклятый! – заверил Гоглидзе. – Даже на прогулку не вышел. Стучит на машинке и о чем-то спорит с художником. Как его… с Гришей. Истерика прошла.
– Угу. Ну, пусть работает, все лучше. Я получил ответ – в Вятке нас ждут. Там готово торжество, напечатаны пригласительные. Поезд будет стоять часов шесть. Заодно проведут санобработку состава из-за эпидемии тифа или язвы… Словом, теперь ждем.