Сам себе властелин 2
Шрифт:
— Скольких она съела?
— Троих, из прошлого состава Тринадцати. Иносказательно, естественно.
— А этот, в синем, председатель?
— Угадали.
— Самый противный на картине.
Торквин пожал плечами.
— Они все друг друга стоят. Прошу сюда: зал заседаний Совета Старейшин.
Что-то похожее я видел в своём мире по телевизору — в таких помещениях заседают парламенты разных стран. Вот только здесь сектора с креслами разделяли высокие стенки из стекла.
— Зачем перегородки?
— Чтобы во
— Бывало?
— Регулярно.
Толстяк указал пальцем на возвышение в дальнем конце зала.
— Там раньше стоял трон. Иногда, во время приезда в город, Владыки посещали заседания.
— Куда дели?
— Убрали, когда объявили о независимости.
— Это понятно. Сам трон где?
— Ну, я даже не знаю. Стоит в кладовке, наверное.
— Найди. Это моя собственность, нечего ею раскидываться. Заберу в Калькуару и поставлю в малой приёмной.
Торквин кивнул и записал карандашом что-то в блокнот.
— Всё, я утомился смотреть на местное убожество. Где будут переговоры с вашим Кругом?
— Направо, пожалуйста, здесь рядом.
Торквин привёл меня в уютную комнату с цветами в больших горшках у стен и длинным столом в центре.
— Раньше здесь был кабинет бургомистра. После объявления независимости его чуть-чуть повесили, а должность упразднили. Теперь здесь совещается Круг Тринадцати.
Я прошёлся вдоль стола. Действительно, стульев здесь было именно тринадцать. Ни секунды не сомневаясь, я плюхнулся во главе и закинул ноги на стол, выставив пыльные сапоги. Скелеты и Сеня встали у меня за спиной.
— Владыка, прошу прощения, но вы заняли место председателя.
— И что?
Толстяк замялся.
— Это смахивает на оскорбление. Я сейчас принесу кресло для вас.
— Торквин, я не понял, кто выиграл войну? Может быть, ваши старейшины, а я не заметил?
— Всё равно, как-то недипломатично вот так.
— Соблюдай Кемнаро нейтралитет, разговор был бы другим. А так, пусть привыкают к обращению с проигравшей стороной.
Я не собирался изображать со старейшинами дружбу. Знаем мы, куда они смотрят — сегодня будут улыбаться, а завтра воткнут нож в спину. Нет уж, я буду обострять конфликт. Переманю лояльных к себе жителей, а остальные пусть делают, что хотят.
Торквин вздохнул, уже который раз за сегодня.
— Жаль, что всё так вышло.
— Мне тоже. А пока я жду ваших старичков, принеси мне кауаффий.
— Владыка, — толстяк вскинулся, — напиток запрещён в городе.
— Горожанам, но не мне. В отличие от всех остальных, я прихожу в ярость не от кауаффия, а от его отсутствия. И моё терпение уже на исходе.
Пришлось бедняге Торквину умчаться на поиски напитка. А я откинулся на стуле и прикрыл глаза. Вот вернусь в Калькуару и залягу спать. Утомили они меня — то война, то переговоры. Где мои выходные?
Дверь
— Садитесь, — я махнул им рукой, но снимать со стола ноги даже не подумал, — в ногах правды нет.
Председатель, я узнал его рожу по картине, скрипнул зубами, увидев меня на своём месте. Но спорить не решился и сел на дальнем краю.
Одному старейшине места не хватило, и он остался стоять, скромно отойдя к кадке с фикусом. А вот Тулейранский, тоже бывший здесь, сел подальше, усиленно делая вид, что со мной незнаком.
— Ваш кауаффий, Владыка!
В комнату влетел Торквин и подал мне чашечку. На лицах старейшин мелькнули удивление и злость, но они ни слова не сказали.
Я пригубил глоток и махнул рукой.
— Начнём, пожалуй. Для начала, я расскажу вам, что такое нейтралитет.
— Мы знаем, — проскрипел председатель.
— Нет, не знаете. Нейтралитет, это когда ни во что не вмешиваются. Ферштейн? Не делают гадости, не помогают одной стороне, не пытаются захапать побольше. Ней-тра-ли-тет. А вы активно вписывались за светлых. Тёмные! За светлых!
— Нас вынудила обстановка.
— А сейчас я буду вас вынуждать. Вы конфисковали моё оружие. Моё. Купленное в вашем городе за чистое золото. Вы нанесли мне ущерб. Как я и предупредил, вы компенсируете его в стократном размере.
Они попытались возразить, но я выставил руку.
— Это ещё не всё. Кроме убытка, вы причинили мне моральные страдания. Да, судари и сударыня, вы заставили меня разочароваться в тёмных дворянах. А я от этого страшно мучаюсь и плачу ночами в подушку. Буквально разрываюсь между желанием всех вас повесить и зовом разрушить город. Спалить драконами дотла и засыпать солью.
— У вас нет драконов, — пискнул старейшина с длинной седой бородой.
— Спросите светлых магов, если сомневаетесь.
Все старейшины повернулись к председателю. Тот скривился, но кивнул, подтверждая мои слова.
— Мы сожалеем, — снова пискнул бородатый.
— Этого мало, судари мои. Мало. Настроение может исправить только золото. Думаю, компенсация за оружие и моральный вред составят…
Я подмигнул председателю.
— Миллион. Золотом.
Они молчали несколько минут. А затем подняли крик.
— Грабёж!
— У нас нет столько золота!
— Там оружия было всего на десять!
— Он издевается!
— Это годовой бюджет!
— Мы не будем платить!
— Зовите гвардию!
На мою поднятую руку они не отреагировали, продолжая вопить. Одна только Зюйц-Хеллер молчала, сложив руки на груди.
Я снял ноги со стола и подозвал Торквина. Посмотрел на его ноги и приказал:
— Дай мне свою туфлю.
— Что?
— Обувь давай.
— Правую или левую?