Сама дура виновата
Шрифт:
— Тяжело тебе придется в Питере. Особенно в Эрмитаже, — заметила я.
Мы как-то бездумно побрели дальше вдоль воды, но Егор спохватился и вернулся назад — отдать плед. Пришел обратно с широченной улыбкой… и пледом.
— Мне его подарили! — ответил он на мой удивленный взгляд.
— Да? С чего такая щедрость?
— Сказали, что все равно планировали его сжечь после всего, что мы…
— Так, молчи! — скомандовала я. — Просто молчи! Мне с ними еще работать. Они теперь при каждой индивидуальной экскурсии
— Ты сказала — «экскурсия», — заявил Егор, останавливаясь и облапывая меня со всех сторон.
Поцелуи на ветру захватывали дух — он уносил их сладость и жар куда-то в сторону Невы, оставляя нам чистое будоражащее желание.
О мое бедро отчетливо потерся очень твердый член.
— Гляди-ка, не шутишь про стояк! — восхитилась я.
— Как можно с таким шутить? — Егор поймал мою ладонь и положил на выпуклость на джинсах. — Это же самая серьезная вещь в жизни. Кстати, о серьезном! Какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь? Часов примерно с двух?
— Э-э-э-э-э, спать? — неуверенно предположила я. — Большую часть жизни в два часа ночи я этим и занимаюсь.
— А как насчет взять такси и приехать ко мне в отель?
— В два? — я посмотрела на время. — Сейчас полдесятого. Что мы будем делать все это время?
— Ты поедешь домой, а я пойду на свидание с девушкой, — невозмутимо заявил Егор.
И, клянусь, только ступор от шока помешал мне скинуть его в осеннюю Неву!
Очень уж он удобно стоял. Вот прямо буквально под коленку пнуть и локтем под ребра.
Товарищ сержант, он сам поскользнулся!
— Ты так прикольно ревнуешь! — засмеялся он через мгновение, почему-то делая пару шагов в сторону от парапета. Неужели у меня на лице так четко написаны коварные планы? — Дарина-а-а-а…
Он поймал меня в объятия, сжал мою задницу ладонями почти до боли и жадно поцеловал. Выпуклость на джинсах терлась о мой живот слишком настойчиво, чтобы я сочла это случайностью.
— Кончай… — шепнул он на ухо и, прежде, чем я поняла, что он в другом смысле, мое тело едва не выполнило команду. — Кончай дурить. Я хочу драть до утра только тебя. И буду. Когда ты приедешь ко мне. Приедешь?
— Приеду… — проговорила я, с трудом проталкивая слова через перехваченное горло.
От его голоса захватывало дух, как на качелях, а ноги снова подгибались.
Это после нашей речной экскурсии-то!
— Так что сейчас я посажу тебя в такси и отправлю домой. А сам пойду на ужин с Агатой, где мы будем говорить о просмотрах, лайках, трендах, правильных тегах, маркетинге и рекламе, коллабах с другими блогерами, а вовсе не то, что ты подумала. Зато потом у нас будет целая ночь жесточайшего разврата. Ты еще попросишь пощады, но я буду жесток!
— Кто еще попросит пощады, — расхрабрилась я, чувствуя, как ревность отступает перед волной жгучего предвкушения. — Ты
— Не надо вот меня недооценивать, — оскорбился Егор. — Пока у мужчины есть руки и язык, он способен утомить хоть десяток девушек за ночь.
— Вот как-то ты не очень вовремя это сообщаешь перед свиданием со своей этой…
— Если не перестанешь ревновать, я трахну тебя прямо здесь! — и он так вжал меня в гранитный парапет, что я моментально ему поверила на слово.
Но фонари светили слишком ярко, и слишком много людей проходило мимо нас, наслаждаясь последними приятными осенними вечерами в северной столице перед долгой холодной зимой. Поэтому мы ограничились всего лишь парочкой очень вдумчивых поцелуев, каждый из которых по страстности перевешивал весь мой сексуальный опыт до встречи с Егором.
Пока мы ждали вызванное такси, я засунула руку в задний карман его джинсов, как малолетка — тоже потискать его упругую задницу. Егор прижал меня к себе и шепнул на ухо:
— Как же с тобой охренительно, а! Где ты была всю мою жизнь?
— Это где ты был! — я пихнула его кулаком в живот и демонстративно скривилась, показывая, как отшибла костяшки о твердый пресс.
— В Москве.
— Капитан Очевидность. И снова туда уедешь.
— Уеду.
— И что, так и будешь приезжать в Питер, только когда у тебя будут дела с Агатой или еще с какой-нибудь Анжелой?
Вопрос прозвучал неожиданно горько, я аж сама испугалась его серьезности.
Егор глянул на меня виновато и тревожно.
— Твое такси, — сказал он, шагая к дороге и открывая мне дверцу. — Давай об этом потом поговорим, хорошо?
Можно подумать, у меня был выбор.
Глава двадцать восьмая, в которой из чата выходит филолог, зато входит… вонзается… вторгается… ой, а про что мы?
Егор открыл дверь в одном полотенце, обернутом вокруг бедер.
Так что первым делом я увидела плоский живот, расчерченный на квадратики, а потом у меня случился нелегкий выбор — скользить взглядом наверх, к скульптурно вылепленной груди и широким плечам, а там, дай боже, и в лицо ему посмотреть.
Или перевести глаза ниже. К краешку белого гостиничного полотенца, который находился очень-очень низко, прям вот еще сантиметр — и можно было бы уже не заворачиваться. Зато паховые мышцы — во всей красе. И напрягшиеся жилы, реками и ручьями расходящиеся по плоским лобковым костям. И рука, которая придерживала полотенце — тоже мускулистая и жилистая.
И кое-что под полотенцем — напрягшееся при виде меня.
В общем, выбор был очевиден.
Я застыла столбом, открыв рот, но все еще целомудренно придерживая ворот пальто на груди, чтобы не распахнулось раньше времени.