Сама себе враг

Плейди Джин

Мами помогла мне раздеться и отпустила остальных женщин, так что мы смогли ненадолго остаться одни. Я видела, что ее все еще трясет после инцидента в экипаже.

– Вы поступили неправильно, – сказала она. – Вам не следовало настаивать…

– Я настаиваю и буду продолжать настаивать, чтобы ты ездила со мной в карете, как во Франции, – решительно заявила я.

– Мы сейчас не во Франции, – напомнила Мами. – Вы должны приспособиться к обычаям той страны, в которой живете… Особенно если вы королева.

– Я

не собираюсь ни к чему приспосабливаться… и буду вести себя так, как мне нравится, – упрямилась я. – Я тебе скажу, почему в Англии все так странно. Ведь все эти люди – еретики… и, значит, они немногим лучше дикарей.

– Будьте осторожны, – покачала головой Мами.

– Королева я или нет?! – негодовала я.

– Вы – супруга короля, что делает вас королевой, но титулом своим вы обязаны мужу, – проговорила Мами.

– Слушая тебя, можно подумать, будто ты на их стороне, – обиделась я.

– Я всегда на вашей стороне. И вы это прекрасно знаете, – ответила Мами.

Тут мы бросились друг к другу и крепко обнялись.

Мами была очень серьезна.

– Нынче ночью вы разделите ложе с королем, – напомнила она. – Вам известно, что от вас требуется?

Я кивнула.

Я заметила беспокойство в ее глазах.

– Вам придется любить вашего мужа, – сказала Мами.

– Не уверена, что собираюсь это делать. Сегодня днем, в экипаже, я ненавидела его, – ответила я.

– О, моя маленькая королева, если не научитесь обуздывать гнев и сдерживать свою ярость, то вам придется плохо! – встревожилась Мами.

– Но ведь сегодня моя ярость принесла нам победу, не так ли? Я настояла на своем, и ты поехала в карете, – возгордилась я.

– Думаю, было бы куда лучше, если бы я тихонечко вышла из экипажа и извинилась за незнание английских обычаев. Король бы все понял, и на том дело бы закончилось, – сказала Мами.

– Дело закончилось моим триумфом! – возразила я.

– Будем надеяться, что оно действительно закончилось, – прошептала Мами.

– Что с тобой? Почему ты сегодня какая-то не такая? В прежние времена ты всегда смеялась, – упрекнула я свою любимую фрейлину.

– Прежние времена кончились, – грустно проговорила она. – Попытайтесь не забывать, что мы с вами в другой стране… и что теперь страна эта стала нашей.

– Я изменю ее, – уверенно заявила я.

– Вы говорите, как дитя, – сказала Мами.

Я прищурила глаза.

– Разве? Моя мать и сам папа сказали, что я должна ее изменить. Они что, тоже дети? – съязвила я.

– О, будьте осторожны, девочка моя, будьте осторожны! – предостерегла меня Мами.

Я так и не смогла рассеять тревог Мами, столь для нее необычных. Я бы рассердилась, если бы не понимала, что такая перемена в настроении Мами вызвана лишь заботой обо мне.

Но Мами не могла отнять у меня моего триумфа. Ведь в карете я победила! Этого

нельзя было отрицать. Хотя я отлично помнила, что моя собственная мать относилась к моим выходкам – вроде сегодняшней – отнюдь не так снисходительно, как Карл. Если бы такое произошло во Франции, меня бы отчитали, наказали и не подумали бы обращать внимания на мои капризы.

Но сейчас меня волновала предстоящая ночь.

Как все это отличалось от королевского отхода ко сну в Лувре! Здесь монарха раздевали лишь двое дворян, и по французским меркам такой образ жизни казался весьма странным и совсем не королевским.

Потом король вошел в ту жалкую, безобразную комнату, где я ждала его, и огляделся. Я было подумала, что он собирается сказать что-то о ее убогости – и, возможно, извиниться, – но, по-видимому, он лишь хотел убедиться, что мы остались одни.

Затем он подошел к двери и запер ее на ключ.

В своем ночном одеянии Карл выглядел совсем другим – он потерял ту внушительность, которая так напугала меня в карете. Впрочем, он, кажется, забыл про всю эту историю. Да и днем он разозлился не на меня, а на Мами, что поразило меня своей чудовищной несправедливостью.

Карл лег на кровать и уложил меня рядом с собой; затем обнял меня и стал говорить, как он счастлив моему приезду, как я ему нравлюсь… И еще он напомнил мне, что наша обязанность – иметь детей.

Я слушала и ждала.

Я была покорной в его объятиях. Помня о своем долге, я решила, что, собравшись с духом, смогу выдержать все…

А потом я лежала, сбитая с толку, и удивлялась, почему люди вроде мадам де Шеврез, герцога Бэкингема и графа Голланда в таком восторге от подобных сцен.

Король же казался вполне довольным. А я… Утомленная всеми переживаниями минувшего дня, я быстро уснула.

Утром, когда я открыла глаза, дверь нашей опочивальни была отперта, а короля на ложе не было. Мои дамы вошли, чтобы помочь мне с туалетом, а Мами вопросительно посмотрела на меня.

Я кивнула.

– Да. Это случилось.

– И вы?..

Я пожала плечами.

– Могло быть хуже…

– Я знаю, король добр, – сказала Мами.

Но она все еще держалась как-то неловко, и я решила, что она никак не может забыть об истории с каретой.

– Не нравится мне эта Англия, – сердито завила я. – И король мне не нравится. Я хочу домой!

– Тш-ш, – прошипела Мами. – Не дай Бог кто-нибудь услышит!..

Я бросилась к ней и уткнулась лицом ей в грудь, а Мами укачивала меня, как ребенка. Мне хотелось поведать Мами, что только благодаря ей я способна находиться в этой ужасной стране, что я устала быть королевой Англии и хочу снова стать просто французской принцессой.

– Хочу домой, – плакала я.

– Тш-ш, – успокаивала она. – Не будьте ребенком.