Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

Эпосы, легенды и сказания

Армен-шах сказал:

– О Канун, если ты это сделаешь, я тебя до небес вознесу, всю страну твоей власти подчиню, своим наместником объявлю тебя.

С этими словами он вручил ему свой перстень и добавил:

– Но постарайся, Канун, Хоршид-шаха доставить живым. Он ведь царевич, а царских детей убивать не положено. А уж

тот, у кого свой сын есть, и вовсе чужих сыновей жизни лишать не станет. Мне ведомо, каково теперь его отцу, – мой-то сын, самое большее, три месяца как отбыл, уехал недалеко, я знаю, где он, вести от него ежедневно приходят. Но бог видит, как у меня сердце за него болит! А ведь Марзбан-шаху еще тяжелее: дорога дальняя, сын,

наверное, года два-три как с ним расстался, отец небось и не знает ничего о том, что сын в заточение попал – упаси боже ему такое горе принести! Да, понятно мне, каково ему в разлуке с сыном. Страдания любящего отца только другой отец поймет. Ведь сказано же: «Скорбь чужую разделит лишь тот, кто скорбел». Смотри же, не тронь Хоршид-шаха и доставь его ко мне живым.

Кончил он речь, а Канун поклонился, сказал: «Повинуюсь», вышел из покоев Армен-шаха и вдвоем с Кафуром отправился вслед за войском. Но они не стали присоединяться к полкам, чтобы никто о них ничего не знал.

Войско Мачина вперед идет, они за ним поспешают. А мы вновь вернемся к рассказу о тех войсках, что на битву сошлись и лагерем стояли. Как передают рассказчики, Газаль-малек отослал письмо отцу, а сам сражение прекратил. Хоршид-шах на бой вызывает, а они уклоняются, время протянуть хотят. И вот однажды Хоршид-шах на мейдан выступил, а Газаль-малек своим говорит:

– Как дальше решим? Мы уже все пределы превзошли, дальше уклоняться невозможно.

Шакар-писец сказал:

– О царевич, я знаю, как поступить. Нам надо послать к Хоршид-шаху человека и сказать, что у нас, мол, повода для сражения нет. Мы отправили Армен-шаху письмо, теперь указаний ждем. Ведь Армен-шах Катран-пахлавана на это дело назначил, а теперь, когда Катрана с нами нет, у нас нет намерения воевать. Вот дождемся от шаха ответа: коли он прикажет – в бой пойдем, коли нет – назад повернем.

Газаль-малек сказал:

– Это ты хорошо придумал, а там и. войско подоспеет, можно будет битву начинать. Только кого бы нам послать поречистее?

– Отправим Катура, он горазд разговоры вести, – ответил Шакар.

Призвали Катура, объяснили ему суть дела, он сказал: «Повинуюсь» – и отправился в лагерь Хоршид-шаха.

Хоршид-шаху доложили, что прибыл Катур, брат Катрана. Велел царевич всех на торжественный прием собрать и воссел на трон. На голову шахский венец возложил, князьями и знатью себя окружил – по обе стороны полководцы и богатыри на золотых и серебряных табуретах сидят, за спиной царевича Фаррох-руз стоит при мече и при палице, по правую руку – Аргун-пахлаван и Шогаль-силач, а по левую – Самур-пахлаван, родич Фагфура, Шируйе, Сиях-Гиль, Сам и Санджар, а дальше в два ряда гулямы выстроились – от трона до входа в шатер.

Приказал царевич привести Катура. Хаджибы и сарханги подошли, коня Катура под уздцы взяли, спешиться ему помогли. Увидел он все это величие и убранство царское, очень ему понравилось. Вошел Катур в шатер, устремил взоры на Хоршид-шаха, узрел над ним фарр падишахский, приметил вид внушительный и повадки. Изумился он, поклонился, слова привета сказал, земной поклон отдал и хвалу вознес.

Хоршид-шах дал знак, чтобы его на золотой табурет усадили. Тотчас слуги особые вошли, розовой воды поднесли, потом столы накрыли, подали еду всяческую, а когда поели, пир устроили, музыкантов песни петь заставили, а кравчие вино разносить стали.

Встал Катран-пахлаван, поклон отвесил и сказал:

– Долгих лет государю! Я с вестями прибыл, надо их изложить до того, как язык отяжелеет, а голова разгорячится,

ведь вино запирает дверь разума, а коли дверь разума закрыта, разговор вести невозможно. А царевич Газаль-малек приказал мне передать вот что: мы сюда не по своему желанию прибыли. Так уж получилось. А взялся за это дело Катран-пахлаван, он и сражение вел. Теперь, когда Катран попал в руки царевича, мы не можем сражаться, у нас на то приказа нет. Мы шаха своего известили, что его распоряжений дожидаемся. Ежели велит сражаться – жизнь свою отдадим, ежели нет – назад воротиться готовы. Так что, дабы шах не прогневался, мы, пока известий от него не получим, сражения не начнем.

– Ладно, – сказал Хоршид-шах, – помощи, значит, дожидаетесь. Ну, будем сражаться в тот день, который вы назначите.

Приказал он, чтобы Катур-пахлавана одарили и отпустили назад. Когда Катур ушел, Самак поклонился и сказал:

– О шах, ты не забывай об их коварстве, они ведь хитрость какую-то замышляют, пока подмоги дожидаются. На бой не выходят, чтобы нас провести, вокруг пальца обвести, они ведь не раз уже так поступали. Ради жизни своей и ради сохранения войска перестань вино пить – до того дня, пока не выяснится, в чем дело. А мне тоже занятие найдется: я отправлюсь в крепость Шахак, погляжу, как там Махпари, что с ней.

Хоршид-шах сказал:

– Так и сделаем.

Велел он объявить войску, чтоб никто вина не пил, пока шах не разрешит, на том и постановили и больше вина не пили.

А тем временем Катур вернулся к Газаль-малеку, рассказал ему все, и те успокоились.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Рассказ о Махпари и крепости Шахак, о том, как Самак всех перехитрил, один всю дружину перебил, а крепость Лала-Салеху оставил

Как передают собиратели историй, после того как Самак заказал Хоршид-шаху пить вино, он обратился к Аргуну и молвил:

– О богатырь, а ты яви осторожность и осмотрительность, помни, что царевич еще молод и неопытен, нельзя козни врагов проглядеть.

А еще он попросил у Аргуна перстень с его печатью и гербом, и тот вручил ему свое кольцо.

Взял Самак Атешака за руку и покинул царский шатер. Говорит ему:

– Атешак, мы сперва пойдем закончим с Махпари дело, чтобы душа спокойна была, а потом отправимся с тобой в страну Мачин, там я тебе добуду твою Дельарам.

Атешак обрадовался: ладно, говорит. Пустились они в путь, пришли в ущелье Бограи к охране Катрана. Говорят им:

– Аргун приказал вам глаз с Катрана не спускать, не зевать, не дремать. Никак нельзя, чтобы он отсюда сбежал, на свободу вырвался.

Потом отправились дальше, пока не оказались близ крепости. Темная ночь была. Самак сказал:

– Придется нам, Атешак, дожидаться, пока день наступит, в такую темень не годится наверх к крепости карабкаться.

Дождались они утра, обошел Самак вокруг, видит гору, которую господь вседержитель от других гор отделил, а на ней – что-то наподобие гнезда птичьего… Головой крепость та касается звезды Аюк [24] , а ведет туда узкая тропка, по которой больше одного всадника не проедет. Огорчился Самак, сказал себе: «Тут хоть со всего мира войско собери – этой крепости все равно не взять. Другой такой и на свете нет!»

24

Аюк – звезда Капелла.