Самарканд
Шрифт:
— Этот дикарь только недавно кочевал по степи, его предки молились какому-нибудь идолу, на их стягах было свиное рыло, и он смеет просить руки дочери Князя Верующих, в жилах которой течет благороднейшая кровь!
Все его августейшие поджилки тряслись оттого, что он знал: отказать Тогрулу он не сможет. Прошло несколько месяцев, а халиф все не давал ответа; дважды присылали гонца с напоминанием; наконец он решился. С ответом был отправлен один из старейших советников. Двор Тогрула располагался в городе Рай, чьи развалины до сих пор можно видеть в окрестностях Тегерана [20] .
20
Рай (Рей) —
Сперва советника принял великий визирь. Первыми его словами были:
Султан пребывает в нетерпении, постоянно спрашивает, нет ли ответа, и я счастлив, что наконец-то он его получит.
— Твое счастье значительно уменьшится, когда ты услышишь его: Князь Верующих просит его извинить, но он не может удовлетворить просьбу, которую к нему вознес твой господин.
Визирь, казалось, ничуть не удивился и даже не перестал играть в нефритовых солдатиков.
— Что ж, тогда иди вот по этому коридору, входи вон в те высокие двери и объяви государю Ирака, Фарса, Хорасана и Азербайджана, великому покорителю Азии, мечу, защищающему истинную веру, хранителю трона Аббасидов [21] : «Халиф не выдаст за тебя свою дочь!» Стражник тебя проводит.
21
Аббасиды — династия арабских халифов (750-1258), основанная Абу-аль-Аббасом-аль-Саффахом, потомком Аль-Аббаса, дяди Пророка. Одержав победу над Омейядами, перенесли столицу из Сирии в Багдад (762). В 935 г. в западноиранских землях возникло государство Буидов, которые в 945 г. захватили Багдад и окончательно лишили халифа светской власти. Буиды присвоили себе титул «Эмир эмиров» и стали управлять Ираком и Западным Ираном. Халиф же остался духовным главой правоверных, но только для ортодоксальных мусульман — суннитов. Халифы лишились реальной власти. Буиды были устранены сельджуками. Конец аббасидам был положен монголами, захватившими 10 февраля 1258 г. Багдад. Время Аббасидов — одна из самых блестящих эпох арабской культуры.
Советник уже поднялся, чтобы сделать как ему велели, когда визирь как бы между прочим заметил:
— Полагаю, что, как человек предусмотрительный, ты уплатил долги, разделил добро между сыновьями и выдал замуж всех своих дочерей!
Посланник снова опустился на сиденье, словно у него вдруг отнялись ноги.
— Что ты мне советуешь?
— Не получил ли ты от халифа еще каких-либо указаний? Нет ли возможности полюбовно уладить дело?
— Он сказал, что, если не будет никакой возможности избежать этого брака, он желал бы получить в качестве вознаграждения триста тысяч золотых динар.
— Так-то оно лучше, однако не думаю, чтобы он прислушался к голосу разума. После всего того, что султан сделал для халифа, после того, как он вернул ему его город, откуда он был изгнан шиитами, его богатства и земли, тот не вправе требовать от него вознаграждения. Мы могли бы договориться, не обижая Тогрул-бека. Ты скажи ему, что халиф согласен выдать за него свою дочь, а я, со своей стороны, воспользуюсь благоприятным моментом и подам ему мысль сделать такой подарок невесте, который был бы равноценен названной сумме.
На том и порешили. Чрезвычайно довольный тем, что дело тронулось с мертвой точки, султан отправил в Багдад депутацию, состоящую из великого визиря, высокородных лиц, высших военных чинов и своих сородичей с ценными дарами: камфарой, миром, парчой, сундуками, наполненными драгоценными камнями, и сотней тысяч золотых монет в придачу.
Халиф принял самых родовитых членов депутации, обменялся с ними вежливыми, но весьма пространными речами, а затем, оставшись
— Если таково решение Князя Верующих, к чему было назначать денежное вознаграждение?
— Я не мог отказать одним словом. Надеялся, что султан войдет в мое положение, поймет, что не вправе ждать от меня такой жертвы. Тебе я могу сказать: никогда еще ни один султан — турецкий ли, персидский не требовал такого от халифа. Я обязан защищать свою честь.
— Несколько месяцев назад, почувствовав, что ответ может быть отрицательным, я попытался приготовить к нему султана и объяснить, что никто до него не осмеливался замахиваться на такое, что это не принято и не найдет понимания. Я никогда не посмею повторить тебе, что он мне ответил.
— Говори, не бойся!
— Пусть Князь Верующих позволит мне не произносить этого, моим губам не выговорить подобных слов.
Халиф был в нетерпении.
— Говори без утайки, приказываю тебе!
— Султан начал с того, что стал осыпать меня бранью, обвиняя, что я принял сторону халифа и выступаю против него… Грозился заковать меня… — Визирь намеренно медлил и не говорил главного.
— Скажешь ли ты наконец, что последовало затем?
— Султан возопил: «Ну не странные ли эти Аббасиды! Их предки подчинили себе лучшую половину земли, возвели процветающую империю, а взгляни на них сегодня! Я забираю у них земли, они молчат. Отнимаю у них столицу — поздравляют друг друга, осыпают меня подарками, а халиф мне еще и говорит: «Все страны, которые вручены мне свыше, препоручаю тебе, всех верующих, доверенных моему попечению, отдаю в твои руки». Умоляет меня защищать его самого, его гарем, его дворец. Но когда я прошу руки его дочери, он вдруг встает на дыбы и вспоминает о чести. Неужто девственницы — единственная территория, за которую он еще готов сражаться?»
Халиф хватал ртом воздух, из его рта не вылетало ни звука, визирь воспользовался этим, чтобы завершить рассказ:
— Еще он добавил: «Пойди скажи им, что я овладею его дочерью, как овладел империей и Багдадом».
VIII
Джахан в мельчайших подробностях, смакуя, расписывала матримониальные перипетии сильных мира сего; Омар был далек от того, чтобы осуждать ее, и от души смеялся вместе с нею. Когда же плутовка стала грозить, что не проронит больше ни слова, он упросил ее продолжать рассказ, хотя и знал, что было дальше.
Халиф смирился с неизбежным, а что у него было на душе — одному Богу известно. Как только благоприятный ответ достиг ушей Тогрула, он пустился в дуть и, не доезжая до Багдада, выслал вперед своего визиря, с нетерпением ожидая известий, как идут приготовления к свадьбе.
Посланнику дали понять, что свадебный договор готов к подписанию, но что о свидании супругов не может быть и речи «в силу того, что в этом деле главное сам союз, а не личная встреча».
Визирь был в отчаянии, но совладал со своими чувствами.
— Смею вас уверить, что сама встреча для Тогрул-бека не менее важна, если я хоть немного изучил его.
И впрямь, желая выказать пылкость своего чувства, султан не преминул привести свои войска в состояние боевой готовности, разбил Багдад на сектора и приказал окружить дворец халифа. Последний вынужден был пойти на уступки: встреча Тогрул-бека и его дочери Сайеды состоялась.
Принцесса села на роскошно убранную постель, Тогрул-бек вошел в спальню, поцеловал землю у ее ног и, как написано в хронике, «удостоил ее своим вниманием, при этом она не подняла чадры, не произнесла ни слова и вообще как будто его не заметила». С тех пор он стал каждый день навещать ее, одаривать подношениями и «удостаивать своим вниманием», но она так ни разу и не открыла своего лица. Когда он выходил от нее после каждой такой «встречи», его дожидалось множество разного народа, поскольку он пребывал в превосходном настроении и был очень щедр.