Самая долгая ночь
Шрифт:
Леонард посмотрел на силуэты людей на его палубе.
— Не будем торопиться, — произнес он.
В глубине души он уже знал, кто это такие, еще до того, как моторка пристала к пирсу в шестидесяти футах от них. Еще до того, как на пирс из нее выпрыгнули шестеро мужчин. Но вот голос одного из них, высокого и крупного, с большой круглой головой, явился для него полной неожиданностью.
— Признайся, ты ведь не ожидал, какие неприятности я навлеку на твою задницу? — трубный глас Джека Спарка громыхал даже здесь, на открытом пространстве,
— Джек! — произнес Маус всего одно слово, борясь с охватившим его ступором. Позади и чуть в стороне от Спарка стояли пятеро ганефов. Кто-то топал ногами, чтобы стрясти с ботинок налипшую грязь, кто-то просто застыл со «стэном» наизготовку. Поверх брюк на них были свободные свитера, и лишь Спарк по-прежнему щеголял в дешевом костюме. Даже в лунном свете было видно, что тот сидит на нем мешком. Рука бандита была на перевязи. Значит, тогда на поле близ Бигглсвейда он все-таки не промазал. Что ж, это неплохо.
Маус опустил «вельрод», который вскинул в тот самый миг, когда Спарк сошел с пирса на берег. В принципе ему ничего не стоило всадить в англичанина пулю, но прежде чем он успел бы сделать второй выстрел, как его самого уложили бы на месте. И хотя у Реки есть «стэн», она вряд ли в курсе, что означает для них присутствие Спарка.
— Эй, приятель, что они все тут у тебя делают? — спросил Спарк, помахав рукой в сторону людской массы на берегу. — И где, скажи, тюки, которыми снабдил тебя твой лилипут?
— Леонард, что происходит? — спросила Река.
— Томми, будь добр, забери у них цацки.
— Слушаюсь, Джек, — и Томми осторожно шагнул вперед по грязи, как будто боялся испачкать ботинки. Маус отдал ему «вельрод» и посмотрел на другого ганефа, стоявшего слева, который мог в два счета уложить их с Рекой на месте. Томми потянулся за «стэном», который она держала в руках, но Река не собиралась разжимать пальцы.
— Леонард, кто эти… — начала было она, но Томми, сбив ее с ног, толкнул в грязь, и, не теряя времени, вырвал у нее из рук автомат.
Маус подался вперед, вернее, сжав пальцы в кулак, сделал всего один шаг. Джек покачал головой.
— Она что, твоя зазноба? — спросил он. — Твоя единственная? Она ведь только что назвала тебя Леонард? Значит, вон оно как! А мне казалось, что ты Маус, и этим все сказано.
В этот момент пулеметы на моторном катере заговорили снова, четыре пары, по две пары с каждой стороны невысокой рубки в центре палубы, принялись поливать дамбу за их спинами свинцом. Что ж, даже восемь пулеметов на какое-то время смогут удержать немцев на расстоянии. Увидев, как Река упала, толпа отшатнулась назад.
— Я, кажется, спросил у тебя. Где тюки, которые дал тебе лилипут?
— Тюки? — уточнил Маус. Да, похоже, родного дома ему теперь никогда не увидеть.
Спарк вытащил из кармана пиджака клочок бумаги и помахал им, словно флагом.
— Жду не дождусь, когда получу тысячу тюков
С этими словами Спарк смял телеграмму в комок и бросил ее в грязь.
— Скажи, что замышляет твой лилипут? Какой навар он хочет получить здесь, в Голландии, раз он заявил, что это не моего ума дело? Он что, контрабандой решил заняться? Говорю тебе, мне причитается мой кусок, и я за ним приплыл. А что мне причитается, я знаю.
— Евреи, — ответил Маус, отлично понимая, что в любой момент может превратиться в труп.
— Евреи?
— Мы приехали за евреями. Их здесь целая тысяча, — Маус помахал рукой в сторону безликой толпы. Впрочем, ее уже трудно было назвать безликой, после того, как он был вынужден решать, кому идти налево, а кому — направо.
Река успела подняться на ноги.
— Леонард. Что…
В следующее мгновение пулеметы вновь дали по дамбе очередь, заглушив ее слова.
— Евреи, — задумчиво произнес Спарк и покачал головой.
— Никакого навара, Джек. Никакой «капусты». У меня есть только евреи, и больше ничего, — произнес Маус, а сам ждал, как на это отреагирует Спарк.
Джек Спарк обвел глазами берег, словно только сейчас заметил толпу народа.
— Джек, нам некогда разводить разговоры, — произнес крайний слева ганеф.
— То есть я притащился в эту вонючую Голландию, пустил на ветер три тысячи фунтов, чтобы встретить моих старых друзей из УСО, дружков Гарри О'Брайена, надеюсь, ты помнишь Гарри, а, Леонард? Он так и не вернулся домой, наш добрый Гарри. Три тысячи фунтов я потратил и приехал сюда, чтобы получить то, что мне причитается, и что я вижу? Евреев? — произнес Спарк, с нотками сомнения в голосе.
— Я бы не советовал тебе ввязываться в это дело, Джек, — произнес Маус. — Потому что, стоит тебе попробовать, как Лански этого никогда не забудет. Подумай, как следует, надо ли тебе это.
Спарк ответил не сразу. Он думал.
— Твой лилипут хочет быть героем, верно я говорю? — спросил он наконец. — Считает, что может стать героем, чтобы потом попасть на свои жидовские небеса?
— Джек, — снова подал голос ганеф слева. — Если нам здесь ничего не светит, то пора сваливать.
— Заткнись, Барри! — рявкнул на него Спарк. Пулеметы на палубе катера застрочили снова.
— Он считает, что может размазать меня по стенке, этот твой лилипут, — продолжал тем временем англичанин. — Но на этом берегу лужи король я, а не он. Здесь он никто. Так что ты, Леонард, и этот твой лилипут допустили ошибку.