Самая последняя в мире война
Шрифт:
– По-мо-ги-те...
Они с нами не разговаривали: или убивали, или гибли сами. Молча.
Самая последняя в мире война, как любил говорить Клаус.
БОМБА. Я сказала ему "умираю", сказала нечаянно, не думала, что говорю, это же бессмысленно. Человек молчал. Он прижимался к стене тоннеля, к толстым и мертвым его проводам, и не шевелился.
– У меня отрезаны руки.
Он кашлянул.
– И топлива нет.
ЧЕЛОВЕК. Она даже не пощады просила - помощи. А я должен был ее уничтожить. Знал, что
БОМБА. Человек ответил:
– Не понимаю. Ты что, от меня помощи ждешь?
И наставил на меня лазер.
– Мне нужны руки.
– Я тебя убивать пришел, - втолковывал он.
Что втолковывать? И так все ясно, только очень хотелось жить.
– Достань из какой-нибудь мертвой бомбы топливо и сними с нее руки. Это легко.
– Боже!
– громко сказал человек.
– Цой?
Он осветил труп и стал на корточки.
– А... а где лицо?
– Он хотел меня убить, а тогда у меня еще были силы.
– Это Цой?
– Он отрезал мне руки.
– Так, - сказал человек и поднялся.
ЧЕЛОВЕК. Я часто потом пытался восстановить: о чем же таком я думал, глядя на Цоя? И каждый раз получалось другое. Я столько понапридумывал всякого о тех своих мыслях, что теперь и не знаю, где правда. Пожалуй, я думал о том, что они сражались на равных - но Цой все-таки нападал, а она защищалась - и что мне еще хуже: добивать, когда просят о помощи. Что-то в этом духе. Скорее всего.
А под конец я плюнул на все, на мир ценой смерти невиноватых. Всякое живое хочет жить. Аксиома. Одного я тогда боялся: как бы не передумать.
Она сказала мне, где лежит мертвая бомба, и я пошел туда.
БОМБА. Не помню, как он вернулся. Помню, кончилась тишина. Зажгла фонарь - светит. И он возле копошится.
– Задала мне работы, змея старая.
Я не старая, мне только два года. И не змея. Я - Бомба. Он зря так сказал. Он хороший, только слишком грубый.
– А что ты будешь делать потом, когда я пристрою тебе руки?
Мы много с ним говорили, он ходил ко мне каждый день, никак с моими руками не ладилось. Я не знала, что буду делать. Я хотела просто лежать и чтобы за мной никто не охотился.
Мы придумали, что я пророю под землей ход и вылезу около космодрома. Это далеко, триста сорок четыре километра, восемь рек, одно озеро. Он и направление мне указал. Рыть надо близко от поверхности, так легче ориентироваться. Затея сумасшедшая, но если получится, то, когда я взлечу, все подумают, что обычный рейс. А когда догадаются, то поздно, уже не догонят. И я буду жить на Луне. А с топливом что-нибудь придумаю. Алюминий и кремний найду, воду, как-нибудь сделаю.
ЧЕЛОВЕК. Я ходил к ней чуть не каждый день и только под конец заметил неладное. Вообще-то нам выдавали такие карандаши, которые меряют радиацию, по мы их с собой не носили. Ни к чему. Сами по себе бомбы
Она светилась. Я принес карандаш, и его зашкалило. Я сразу нашел, в чем дело: Цой прорезал-таки броню. Только не там, где надо.
Я побежал глотать таблетки, а на следующий день пришел прощаться.
БОМБА. Надеюсь, я его не убила. Надеюсь, все обошлось. Он пришел еще раз после того, как заметил радиацию. Прощаться. Выглядел хорошо, только бледный. Но это еще ни о чем не говорит, правда?
Я сказала:
– Сегодня я ухожу.
– Скатертью дорожка.
Он всегда говорил со мной грубо, но я не обращала внимания, потому что он был добр ко мне.
– Улетаю.
– Во-во. А то еще скажешь кому не надо, что я тебе помогал.
– Не хочу тебя больше видеть.
– Слушай, - сказал он и сощурил глаза.
– Может, на прощанье мне все-таки располосовать тебя на сувениры?
– Счастливо оставаться.
– Ты поосторожней с правой рукой, там сустав, считай, на соплях.
– Ложись в больницу, - сказала я.
– Вдруг это серьезно?
– Черт знает, что я делаю! По всему выходит - предатель.
– Я не взорвусь, не бойся.
– С чего ты взяла, что я боюсь? Пока.
И он ушел.
ЧЕЛОВЕК. Это оказалось серьезно. Через неделю появились язвы на пальцах. Видно, за что-то я хватанулся. Пришлось идти к врачу. Все спрашивают: "Где засветился?" Я говорю: "Не знаю". А что еще скажешь? Лежу в больнице. Лысею. Врачи темнят, но, думаю, в пальцах рак. Руки мне отрежут, это в лучшем случае.
Я дурак, последний дурак, нашел кого жалеть. Ничего уже не понимаю. Она совсем не человек, все у нее невпопад, что-нибудь не по ней - взорвется. Да если и нет, какое мне до нее дело?
Другой бы долго думать не стал, чиркнул бы лазером - и до свидания. Хотя за всех говорить трудно. Даром, что ли, с ума сходили? И что у кого в душе творилось, почем я знаю? Цой ведь убивал. И я убивал. Но тогда никто не просил пощады, а тем более помощи. Там был враг. А это все-таки живое. Хотя и там живое. Запутался я.
Она уже на Лупе, наверное. Сама говорила, что на Луну полетит. Ковыряется себе в грунте, про меня и не вспомнит. Память у них плохая слишком много надо запоминать. А я что же?
В лучшем случае останусь без рук.
БОМБА. Могучий, громадный солнечный взрыв. Он вбирает в себя все, что есть вокруг, - землю, воздух, металл, камень, живое... Он растворяет все, чего ни коснется. Он - это ты. Это выстрел во все стороны света. Это мощь, которая не может и присниться.
Ты - цветок, ты - трава, ты - воздух, ты - человек, ты - змея старая, ты - все вместе, спрессованное в одну точку и одновременно расплесканное по всему миру. И мир - это тоже ты. Есть момент, когда в тебе исчезает время.