Самая старшая
Шрифт:
– Вот мама обрадуется, когда вернётся, – приговаривала при этом. – Ты уже неделю лежишь в горячке. Доктор сказал, что уже не очнёшься. Папа так сердился, что мама почти все наши сбережения ему отдала, а остальное ушло на лекарства и на подношения в храм богини Судьбы. Говорил, что зря всё… а оказалось, что вот и не зря! Ты очнулась! И жара нет!
– А где? – вопрос прозвучал хрипло и глухо, потому что в горле снова всё пересохло.
– Что? – не поняла девочка.
– Мама где? – выдушила я из себя хрип и потянулась к ковшику. Ничего, что в нём тряпку мочили, мне нужен хоть глоток воды.
– Так на
– На свадьбу? – переспросила я, когда напилась.
– Ну да. Нас не взяли. – тоскливо протянула девочка. – Мне так хотелось пойти.
– Всем хотелось! – откуда-то из-под одеяла раздался недовольный мальчишеский голос.
– Маш, ты, наверное, есть хочешь? Тогда поспи. А то пока нет ничего. Может папа с мамой принесут чего со свадьбы, - заботливо укрыла меня девочка.
Я прикрыла глаза. Спать - это хорошо. Спать – это правильно. Как говорится: «ляг поспи и всё пройдёт». Надеюсь, что проснусь дома, в своей постели, а не на больничной койке.
Тогда я ещё не знала, что больше никогда не проснусь в своём мире.
Глава 2
С замиранием сердца я слушала, как скрипят старые половицы под тяжёлыми сапогами пристава. Тот медленно вышагивал перед нашим неровным строем, время от времени задумчиво подкручивая ус.
– Такссс… - важный чиновник остановился возле самых маленьких и кивнул головой на них уряднику. – Магии точно ни у кого из них нет?
– Так точно, нет, господин пристав, – живо откликнулся наш урядник, Ефим Петрович.
Когда прозвучал вопрос, он, за спиной пристава, как раз снял форменную фуражку и вытирал огромным носовым платком свою большую розовую лысину. Я ещё удивилась, что та была потной в такую холодину. У нас дома было так стыло, что у меня даже пар изо рта шёл, когда выдыхала.
- Проверяли всех, как положено, в пять лет. Документы имеются. Мамаша ихняя в сундуке всё хранила. – урядник нервно нахлобучил фуражку на голову и комом сунул платок в карман. – Вон они, на столе.
– Жаль… Голытьба, да ещё и без малейшего дара… Кому они теперь нужны? Это все дети? Сколько их всего? – вздохнул пристав.
– Так, по документам у Кузнецовых восемнадцать детей было. Пятеро в разные годы умерли, а тринадцать, вот, живы, - угодливые нотки в голосе ранее грозного и властного Ефима Петровича резали слух.
Стоять на ледяном полу босыми ногами было холодно. Я, кутаясь в тёплый шерстяной платок, переминалась с ноги на ногу, поджимая их поочерёдно, пытаясь согреть. Меня пошатывало. Третий день в этом мире, а встать смогла только сегодня.
– Тринадцать? Я здесь двенадцать вижу, – посчитал нас пристав.
Как я выяснила за эти три дня, действительно, было тринадцать братьев и сестёр, оставшихся сиротами в одночасье, в день свадьбы нашей самой старшей сестры, Дарьи. Её без всякого приданого, по большой любви, взял замуж ломовик, который проживал на другом конце города. Парень привозил груз в соседнюю лавку на своих лошадях тяжеловозах, а сестра работала в той лавке продавщицей. Там они и познакомились. Это была первая свадьба в этой большой семье, но отправились на торжество только мать с отцом. Нас
– Ненавижу это! – возмущалась она.
– Всю жизнь в няньках! Я отчаянно завидую тем, кто в семье единственный ребёнок. Почему нам так не повезло, а, Маш? Скорее бы, как и ты, пойти на работу.
Я только кивала. Эти три дня я почти не разговаривала, показывая на горло и мотая головой, когда мне задавали вопросы. Тот же урядник, Ефим Петрович, когда первым принёс в дом печальную весть о смерти родителей и тела их самих на подводе, с головой накрытые мешковиной, попытался сначала беседовать со мной, как с самой старшей из детей. Я, по понятным причинам, молчала. Рассказывать кому-либо о том, что я не юная Маша Кузнецова, а работающая пенсионерка Мария Михайловна, и только три дня, как обосновалась в этом незнакомом теле, было по меньшей мере глупо. В лучшем случае, объявили бы сумасшедшей.
Я молчала, но зато много слушала, пытаясь понять и принять новую реальность.
Поначалу мне было очень плохо, и морально, и физически. Понимание того, что мне снова шестнадцать, не особо трогало сердце и разум. Размышляя о том, что со мной произошло, предположила, что, видимо, я умерла в своём мире, а душа моя переместилась в какой-то другой. Выходит, про то, что мы перерождаемся по нескольку раз, китайцы правду говорят. Похоже, в моём случае, сбой какой-то случился, поэтому я прежнюю жизнь помню. Подобные истории я в интернете читала, хоть и не верила тогда. И попала я не в новый зарождающийся организм, а в уже взрослое тело девушки, умершей от горячки или от удара упавшим корытом по голове. Только, по всему видно, что попала я почему-то в прошлое. Почему? Если бы я знала! Наверное, какая-то другая реальность. И про такое в интернете роликов полно… Возможно, все мои выводы глубоко ошибочны, но мне стало легче, когда я самой себе, хоть как-то, смогла объяснить произошедшее.
Наконец, пристав принял решение. Он ненадолго остановился и пугающий скрип деревянных половиц сразу стих.
– Что ж, тогда этих четверых малявок отведи в приют на Садовую, – приказал он, кивнув на самых младших детей.
– Скажешь, я велел принять и довольствие на них оформи, как положено.
Три мальчика от пяти до семи лет и восьмилетняя девочка в таком отчаянии посмотрели на меня, что я вдруг отчётливо осознала, что многодетная семья, в которой я оказалась, в этот самый момент рассыпается на осколки. Эти дети ждут от меня поддержки и защиты, как от самой старшей, сейчас оставшейся с ними. А я еле стою на ногах. Чувствую себя ужасно!
Три дня тому назад, на радостях, их, а теперь и мой, отец слишком много выпил во время праздничного застолья. Денег на извозчика у родителей не было, и наша мама потащила его, бесчувственного, домой на себе. Не дошли они…. Упали и замёрзли оба, в снегу, почти у самого дома.
И вот, в дом явились чиновники. И знакомый уже нам урядник велел всем детям выстроиться в ряд по возрасту перед своим начальником.
– Будет сделано! А с остальными, что? – услужливо спросил Ефим Петрович.