Самая страшная книга 2014
Шрифт:
Татьяна Степановна оглянулась, увидела гостя и смущенно заулыбалась:
— Нешто проголодались? А я тут пока с картохой проканителилась… то да се… Через часок приходите, тогда можно будет кушать.
— Ничего, ничего, — заверил ее профессор, спрятав канделябр за спину, — я не спешу. Я просто так зашел… А где Василий Васильевич, не знаете?
— Василич-то? — презрительно скривилась повариха. — Где ж ему быть? Поди надрался уже, да где-нить дрыхнет, огрызок красноносый.
— За что вы его так? — улыбнулся Костромиров, с опаской поглядывая на тесак, который
— А… терпеть не могу маленьких мужичонков!
— Какой же Василий Васильевич маленький? Он среднего роста.
— Огрызок и есть, — отрезала Степанида, махнув тесаком, — На цельную голову ниже меня. Да ко всему алкаш.
Ученый предпочел больше не спорить на эту тему. Заметив на столе кофейник, он попросил:
— Можно мне чашечку кофе?
— Вот я дурында старая! — заохала Степанида — Сама-то не догадалась предложить!
Она налила ему горячего кофе в большую глиняную чашку и указала на стул.
— Да вы садитесь, чего столбом-то стоять. Садитесь и попейте как следует. Может, вам к кофию гренок подать? Холодные, правда.
— От гренок не откажусь, спасибо.
Повариха отложила, наконец, страшный тесак в сторону, вытерла руки о передник и поставила перед ним блюдо с гренками.
— Скажите, Татьяна Степановна, — продолжил расспросы ученый, — откуда вы продукты берете? Сами в Мале ездите или как?
— Раз в три дня оттель катер приходит. А если чего особенное требуется, Антоху посылаем. Он с ентим катером в Мале уплывает, отоваривается там, а после, уже на такси ихнем водном, возвращается.
— Не очень удобно, — посочувствовал Горислав Игоревич, — лучше, если бы на острове свой катер был.
— Пожалуй, допросисьси, — с неожиданной злостью процедила толстуха. — Нашего еще тот жмот! На всякой малости экономит. А тут — катер!
— Да-а, катер нужен, — покивал профессор, с интересом наблюдая за женщиной. — На той лодчонке, что у Антона, далеко не уплывешь.
— Куды уж!
— Кстати, а где Антон?
— Небось, на рыбалке.
— Так темно уже!
— А ему все одно.
— М-да… Свежая рыбка — это хорошо. Какая обычно здесь ловится?
— И-и! Хрен на веревочке у него ловится, а не рыбка!
— Это почему?
— Какой из него рыбак, из дурачка малохольного? Он даже крови боится.
— Неужели?
— На дух не выносит. Тут третьего дня видала я, как он с комаром расправляется. Так, верите ли? он его бумажкой раздавил, чтоб кровью, не дай бог, не замараться. Умора! Ой, что это с вами? Поперхнулись; никак? Постучать по спине?
— Нет, спасибо, — откашливаясь, просипел Костромиров — Я, пожалуй, пойду пройдусь перед ужином.
— Вот правильно, — напутствовала его повариха, — Пока дождя нету. Чего сиднем-то сидеть?
Вокруг дома и на аллее царила почти кромешная тьма. Так что ориентироваться пришлось буквально на ощупь. Но Костромиров твердо решил прогуляться до берега, а возвращаться за фонариком не хотелось. И потом он полагал, что в темноте будет даже в большей безопасности.
Когда аллея гибискусов закончилась, и он вышел
Он вышел на пляж и медленно побрел вдоль береговой линии. Бесчисленные крабьи батальоны неохотно размыкали свои ряды, уступая ему дорогу.
Профессор думал.
Через полчаса, завершив круг, Костромиров уселся на ствол поваленной пальмы и хотел было закурить, но вспомнил, что оставил трубку в доме. Он помянул нечистого и встал, собираясь идти обратно. Тем более ужин, наверняка, на столе.
Но вдруг замер.
А где же сторож Антоха? Степанида уверяла, что он рыбачит. Ни самого сторожа, ни его лодки он не видел. Странно… Ковалев тоже куда-то подевался.
И вдруг целый рой диких мыслей и причудливых предположений вихрем закружился в его сознании. Еще бы чуть-чуть, и их количество вполне могло сложиться в новое качество — в некую догадку. Но тут, как назло, раздался сигнал мобильника. Пришло смс-сообщение от Вадима Хватко.
Горислав Игоревич быстро пробежал эсэмэску глазами, на мгновение застыл, уподобившись библейскому соляному столбу, а потом звучно хлопнул себя по лбу и потрусил к дому.
В дом Костромиров вошел крадучись. На цыпочках миновав столовую (ужин уже дымился на столе), он осторожно заглянул на кухню. Там, как он и ожидал, никого не было. Пошарив взглядом, выбрал из десятка ножей наиболее подходящий — достаточно длинный, острый и с ухватистой рукояткой — и проследовал к обшарпанной двери в самой глубине кухни. Вот оно, жилище Степаниды, «закуток», как назвал его сторож Антон.
Теперь, когда все прояснилось, всякий страх оставил его. А голова работала как отлаженный часовой механизм. Если враг разоблачен, он уже не столь страшен. Но осторожность тем не менее не помешает. Он нажал на дверную ручку, толкнул — заперто. Провел ладонью по притолоке — так и есть, ключ лежал там.
Дверь отворилась с легким скрипом, профессор нащупал выключатель, зажег свет и шагнул внутрь.
Помещение и впрямь представляло собой нечто вроде чулана, кое-как оборудованного под жилую комнату. Обстановка в комнатенке царила спартанская. Из мебели — трюмо, ржавая железная койка с грязным матрацем да тумбочка. На тумбочке — початая бутылка водки.
Окна не было, его место как раз занимало высокое трюмо, заваленное целой грудой разнообразной косметики, в основном, судя по всему, профессиональной. Костромиров подошел и с любопытством принялся разглядывать бесчисленные коробочки, баночки, пузырьки и кисточки.
Помимо обычных помад, тушей, теней, пудр и румян, на предзеркальном столике лежали накладные ресницы, брови, щеки и несколько носов; в специальном бархатном пенале — комплект контактных линз. Рядом с трюмо на специальной вешалке висели парики. Под вешалкой стояла пара туфель на высоченной платформе. Чтобы, при необходимости, увеличивать рост, догадался ученый. Итак, все улики налицо, как говаривал следователь Хватко.