Саммерленд, или Летомир
Шрифт:
По пути наверх они проходили мимо десятков низких феришерских дверок, многие из которых украшала затейливая резьба: то ли виноградные лозы, то ли языки пламени, то ли колдовские знаки. Почти все двери оставались незапертыми, а некоторые даже раскрытыми настежь. Феришеры, идя на совет, второпях покидали кухни, кладовые, спальни, гостиные и комнаты для карточной игры. Солнечный свет проникал в комнаты через крошечные окошки, хотя Этан был уверен, что никаких окон с внешней стороны холма не видел.
— Это колдовские окна, — сказал Тор, подставив руку под луч с пляшущими пылинками.
— Они правда так называются или ты сам это выдумал?
Тор пораздумал, склонив голову набок, и ответил серьезно:
— Не знаю точно.
Поначалу они входили
После долгих поисков беглецы пришли к двери почти с себя ростом. В отличие от всех остальных, она была крепко заперта и не имела ни щеколды, ни ручки. Сначала Этан подумал, что это и есть зал совета, но за дверью, к которой он осторожно приложил ухо, стояла тишина. Шумные феришерские прения, как и раньше, шли откуда-то сверху. Этан пригнулся и изо всех сил надавил на дверь плечом.
— Сокровищница, — потирая висок, сообщил Тор. — Заговорена наглухо.
Тор говорил легко, но Этану показалось, что эта информация далась другу с трудом, даже с болью.
— А есть тут ветка, по которой… — начал Этан, но Тор уже прижался к двери. Этан ухватил его сзади за пояс джинсов. В следующую секунду зашуршали льдинки, и они оба прошли сквозь толстую дверь.
При слове «сокровищница» на ум сразу приходят груды дублонов, золотые канделябры и резные сундуки, набитые изумрудами и бриллиантами, но у феришеров сокровища совсем не такие. В сокровищнице холма «Одуванчики», самой высокой комнате кнолла — даже Таффи могла бы стоять здесь во весь рост — хранились электрические батарейки, книжки с картинками, резиновые подпорки для дверей, шнурки, галстуки и плавки. Хранились всевозможные детали от наручных часов — колесики, кристаллы, стрелки, циферблаты и ремешки. Лежали бухтами провода, альпинистские шнуры, бельевые веревки и упаковочные бечевки. Высились кучи пуговиц — костяных, пластмассовых, деревянных и ракушечных… Громоздились трубки, шестеренки, проводки и панели, взятые из радиоремонтных мастерских и гаражей. Лежали елочные украшения, петарды и пасхальные яйца, которые закатились куда-то, да так и пропали. Маленькие, феришерского калибра шарики из блестящего алюминия, сусального золота и разноцветного целлофана образовали высоченную кучу. Здесь хранились холсты, украденные у художников, и кружева, похищенные у знатных дам, носовые платки, банданы, шарфы и тысячи ковриков — фланелевые, вельветовые, холщовые и махровые. Здесь были ключи от домов, квартир, автомобилей, номеров в отелях и от дневников девчонок, которые давно уже состарились и умерли вместе со своими никому не нужными секретами. Были гребенки, заколки и береты… Были украшения из фальшивых камней и жемчуга и дешевые кольца, из которых дантисты былых времен делали коронки. Были непарные, но совершенно целые акриловые носки. Имелись также кошачьи мячики, летающие тарелки, дротики для метания в цель и бесчисленные бамбуковые планеры. Короче говоря, здесь было представлено все, что мы с вами много раз теряли. Многие, например, помнят, как стояли посреди спальни, держа в руке совершенно целый акриловый носок, и спрашивали себя: «А где же второй?»
— Тут мы мою палку никогда не найдем, — угрюмо заметил Этан, — даже если сто лет искать будем. Я думал, она где-нибудь сверху должна лежать. — Он потыкал
При мысли об отце Этан достал свои темные очки и надел их. К удивлению своему, он не увидел привычной картины — отца, прикорнувшего у стены голой серой камеры. Вместо этого перед ним появилось нечто до того неожиданное, что Этан не сразу понял, что он, собственно, видит. Сначала ему показалось, что это полощет на ветру не то флаг, не то простыня. Потом он разглядел, что это ковер, по которому бежит какая-то рябь, и, наконец, сообразил, что это мыши — тысячи, миллионы мышей. Белые мыши бежали куда-то, спасаясь, а пара когтистых лап в нижней части очков хватала их и совала прямо Этану в рот! Картинка дергалась, как будто мышеед тряс головой от удовольствия.
Этан, содрогаясь, сорвал с себя очки и спрятал в карман. Теперь он крепко подумает, прежде чем надевать их снова. Тор тем временем взобрался на кучу записных книжек и возился с каким-то многократно сложенным листом бумаги, поворачивая его то так, то этак.
— Что это? — спросил Этан. Тор молча продолжал заниматься своей находкой. Если бы это происходило на Клэм-Айленде пару дней назад, Этан решил бы, что Тор сканирует этот лист величиной с развернутую газету, загружая его в свою базу данных. — Тор!
Этан нашел в куче несколько выступов и полез вверх. Записные книжки всевозможного формата в пластиковых и кожаных обложках представляли здесь знакомства и интересы своих владельцев — не меньше двух тысяч человек. Мама Этана тоже потеряла свою книжку, когда собиралась идти на биопсию. «Это худшая неделя в моей жизни», — говорила она, но последующие недели были намного хуже. Может, и мамина записная книжка лежит где-нибудь в этой куче. Интересно, чьи адреса и телефоны в ней записаны? И что сказали бы эти люди Этану, если бы он позвонил им сейчас? В скольких книжках до сих пор записан мамин телефон, давно отключенный, и адрес, по которому они больше не живут?
Взобравшись наверх, Этан разглядел, что лист у Тора в руках — это карта, большая, но сложенная как попало и потому утратившая всякий смысл. В перчаточном ящике Скид тоже валялось несколько таких карт — карты-головоломки, бумажные кубики Рубика. Они столько раз складывались неправильно, что в них уже ничего нельзя было найти. Когда вы все-таки заглядывали в них, ища нужную улицу или трассу, то обнаруживали, что Тихий океан граничит с городом Фениксом в сухопутной Аризоне. Тор как раз трудился над такой головоломкой, пытаясь сложить разноцветные прямоугольнички как надо. Среди прямоугольников попадались и белые, и зеленые, и коричневые с меленькими черными буквами и непонятными серыми линиями. Встречались также небесно-голубые, совершенно чистые, без всяких надписей и линий.
— Что это за карта? — Этан пристроился рядом с Тором, вызвав обвал записных книжек. Он видел теперь, что карта напечатана на старой, пожелтевшей бумаге и сильно обтрепана по краям. Обозначения были написаны на неизвестном Этану языке — такие же буквы он видел на свитке, с помощью которого предсказывал будущее Джонни Водосказ. — Можешь ты прочесть что-нибудь? Есть у нее название? Или роза ветров?
Тор, не отвечая, перегибал прямоугольники вдвое и вчетверо, а потом разворачивал, создавая совершенно новые половинки и четвертушки.
— Брось, Тор. Нет у нас времени с ней возиться. Надо палку искать.
Тор, не обращая на него внимания, сложил карту в один голубой, без надписей, прямоугольник, а потом осторожно, постепенно стал разворачивать.
— Тор, — упрашивал Этан, — ну брось. Нам надо… ух ты. Получилось.
Тор развернул карту во всю ее ширину, и перед ним и Этаном простерлось сплошное голубое пространство, напоминающее масштабное изображение безоблачного неба. В высоту карта насчитывала шесть прямоугольников, в длину — девять.