Само совершенство. Дилогия
Шрифт:
– Кажется, я сглупила, верно, Томми?
– Я бы сказал, что это было твое худшее представление.
– Наверняка он подумал, что на самом деле я хотела лишь получить роль в одном из его фильмов.
– А это не так?
Диана бросила на него страдальческий взгляд, но Томми смотрел не на нее, а на Тони Остина и Рейчел. Немного помолчав, она сказала:
– Как эта сука могла предпочесть Тони Остина Заку? Как она могла?
– Может, ей нравится ощущать себя нужной, – ответил Томми. – Заку на самом деле никто не нужен. А Тони нуждается в каждом.
– Он всех использует, – презрительно поправила его Диана. – Этот Адонис на самом деле
– Тебе ли не знать об этом, – сказал он, но при этом положил руку ей на плечо и обнял, утешая.
– Однажды он послал меня на встречу со своим дилером. Меня тогда арестовали из-за того, что при мне оказалась доза, и когда я позвонила ему из тюрьмы, попросив приехать и оставить залог, чтобы меня выпустили, он наорал на меня, обвиняя в том, что я имела глупость попасться. Я была так напугана, что позвонила на его студию, и они меня выручили. А потом выставили мне счет за все издержки.
– Но отчего-то ты на него запала, верно?
– Мне было всего двадцать, и он был моим кумиром. А что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Может, у меня кризис среднего возраста? – попытался пошутить Томми, но шутка не удалась.
– Жаль, что его откачали после последней передозировки.
В конюшне зажегся свет, и Томми, кивнув, сказал:
– Пойдем, пора работать.
Диана обняла его за талию, и так в обнимку они пошли к конюшне.
– Ты знаешь, не зря говорят: чему быть – того не миновать.
– Да, но, как правило, между тем и другим проходит слишком много времени.
Зак тем временем у себя в трейлере ополоснул холодной водой лицо и грудь и надел свежую рубашку. Выйдя из трейлера, он направился к месту съемок, но остановился, увидев отца Эмили, нервно вышагивающего перед трейлером дочери.
– Эмили уже на месте? – спросил он.
– Нет, еще нет, Зак. Ей совсем плохо от жары, – пожаловался Джордж Макдэниелс. – Не надо было ей столько времени проводить на солнце. Может, она побудет в трейлере с работающим кондиционером, пока не понадобится вам? Вам ведь все равно придется снять несколько дублей с Рейчел и Остином, прежде чем наступит очередь Эмили.
При иных обстоятельствах предложение, чтобы режиссер ждал, пока какая-то актриса будет нежиться под кондиционером, неизбежно навлекло бы на Макдэниелса гнев Зака. Однако Зак питал слабость к Эмили, как, впрочем, и все остальные, и потому он лишь сдержанно ответил:
– Об этом не может быть и речи, и вы это знаете, Джордж. Эмили актриса, и потому ей придется терпеть жару вместе со всеми в ожидании своего выхода.
– Но… – хотел было возразить Джордж, однако, когда Зак насупил брови, торопливо согласился: – Я схожу за Эмили.
Вообще-то Зак не испытывал иных чувств, кроме презрения, к амбициозным родителям юных талантов, но отец Эмили не был похож на других. Жена Джорджа бросила их с дочерью, когда Эмили была еще совсем крохой. По случайному стечению обстоятельств Эмили заметил кинопродюсер, когда очаровательная девочка с ямочками на щеках играла в парке с отцом. Как только тот же продюсер предложил Эмили роль в фильме, Джордж Макдэниелс сменил дневную работу и стал присматривать за дочерью на площадке. Он решил, что Эмили имеет меньше шансов стать испорченной, если ее будут оставлять на ночь с няней, чем если платная няня станет сопровождать ее на площадку. И уже этот факт вызывал в Заке симпатию к отцу девочки, как
Эмили догнала Зака у конюшни, и он бросил ей через плечо:
– Давай, милая, седлай лошадь, и покончим с этим.
– Я готова, если вы готовы, Зак, – сказала Эмили, и при этом ее глаза блестели от волнения и тревоги.
Обогнув конюшню, она направилась к загону, где двое конюхов уже оседлали для нее кобылу, на которой она должна была въехать в конюшню. Зак знал, что у него мало шансов отснять эпизод с первого дубля, с репетицией или без нее. Однако его желание покончить со всем этим, ограничившись как можно меньшим числом дублей, было вполне понятным. К тому же, принимая во внимание характер финальной сцены, напряженность между его женой, ее любовником и им самим с каждым отснятым дублем будет ощущаться все сильнее, и это не лучшим образом могло сказаться на качестве отснятого материала.
Из разросшихся кустов возле двери в конюшню скользнула тень, и хорошо модулированный голос Остина заставил Зака вздрогнуть.
– Послушай, Зак, эту сцену было бы трудно снять, даже если бы мы не держали друг на друга зуб из-за Рейчел, – сказал он, выйдя на свет. – Мы оба взрослые мужчины, много повидали в жизни, давай будем вести себя как взрослые люди. – Он протянул Заку руку для пожатия.
Зак презрительно посмотрел на протянутую руку и сказал:
– Пошел ты…
Глава 7
Атмосфера накалялась, духота мешала дышать, лица блестели от пота. Зак прошел по проходу в дальний конец конюшни, туда, где возле пока еще тонущего в сумраке стола должна была разыграться финальная сцена фильма. Все члены съемочной бригады были на местах и ждали указаний режиссера. Сэм Хаджинс уже занял свой пост у камеры на тележке, и Зак остановился неподалеку, чтобы взглянуть на экраны двух мониторов, соединенных с объективом камеры. Эти мониторы позволяли Заку увидеть то, что видели в объектив операторы обеих камер. Он кивнул Томми, и все завертелось, согласно отлаженному порядку.
– Свет! – крикнул помощник режиссера.
С характерным металлическим лязгом щелкнули переключатели, и громадные лампы залили сцену ослепительно белым светом. Сунув руки в карманы, Зак смотрел на мониторы. Никто не произнес ни слова, никто не кашлянул, никто не шевельнулся, но Зак едва ли замечал необычную для съемок тишину и отсутствие какого бы то ни было движения. С годами он выработал собственный метод борьбы с фрустрациями любого рода – он просто целиком погружался в работу, вынося за скобки все то, что непосредственно к работе не относилось. За долгие годы практики он так хорошо отточил свой метод, что процесс погружения в работу не требовал от него никаких сознательных усилий – все получалось само собой. Сейчас для него имела значение только сцена, которую ему предстояло снять. Все остальное было не важно. Эта сцена стала его возлюбленной, его ребенком, его будущим, его жизнью. Он внимательно следил за изображением на обоих мониторах, уже точно зная, как это будет выглядеть на экране кинотеатра.