Само....ик....Самогон!

Шалдин Валерий

Мероприятие решено было начать на следующий день в одиннадцать часов. Солнышко уже светит как следует, будет и не холодно, но и не жарко. Самое то, для такого мероприятия. Женщины варили шулюм, рыбу, азу по-татарски, а мужчины колдовали над шашлыками и другими мясными продуктами. От меня требовалось ещё успеть приготовить плов по-фергански. Напитки, естественно, были на мне, исключая безалкогольные.

Для односельчан мне ничего не было жалко, поэтому я выставил из дедовых запасов, понравившейся мне напиток под поэтическим названием "Бисмарк-фуриозо" и "Земляничный фрез". Первый был интересного насыщенного тёмно-коричневого цвета, а цвет второго следовал из его названия. Ещё особенностью "Земляничного фреза" было то, что пился он как концентрированный земляничный сок, градусов в нём совершенно не ощущалось, но они в нём ещё как присутствовали.

Гости собрались

вовремя, и всё уже было готово к пиру на весь хуторской мир. Стол ломился от справной еды, горячительных напитков и закуски к ним. Радостные гости потирали руки от вида и запаха пищи. Единственно, что мы с дедом Матвеем не учли, в разрезе моей браги, которую мы с ним припрятали, то пресловутый женский фактор. Плохо, как оказалось, мы припрятали ёмкости с уже практически готовой брагой. При этом мы не учли фактор Алевтины и её тараканов. А её тараканы собрали ассамблею, на которой, посовещавшись, решили, что уже пора начинать радикально бороться с пьянством и алкоголизмом в отдельно взятом хуторе. О чём коварно и нашептали слабой на голову женщине. Умная женщина (неужели такое бывает?) до такого бы не додумалась. Алевтина каким-то образом просекла, что это за ёмкости такие стоят. Сложила два плюс два. И получила парадоксальный результат, что из этого добра дед сварит самогон, который, естественно, найдёт её суженный и, козе понятно, злоупотребит. Своим куцым женским умом Алевтина подумала и решила устроить на хуторе сухой закон. Начать решила с нашей браги. Наверное, она вспомнила меченого последнего Генерального секретаря коммунистической партии и его дебильную попытку ввести в стране сухой закон. Такое решение власти народ дико удивило: он, что не знает, что у нас практически каждый умеет гнать самогон? От жажды мы точно не погибнем. Но, впрочем, к дурости власти народ уже давно привык. Подначенная, давящимися от смеха тараканами, Алевтина решила повторить подвиг меченого государственного мужа, чтоб ему пусто было. Дальше, Алевтина поступила даже хуже, чем поступал политическая проститутка Троцкий. Вот и она совершила непростительную политическую ошибку. Пока вся хуторская прогрессивная общественность была занята подготовкой к культурно-массовому мероприятию, Алевтина, между делом, как заправский диверсант и террорист, устроила политическую провокацию в виде переливания браги в вёдра, которые она отнесла в загончик для любимых животных деда Матвея. Там, эта диверсантка вылила всю брагу в кормушки, в которые тут же сунули свои пятачки благодарные свинки. Процесс пошёл. Мы, значит, бегаем все, как дизентерийные кошки, стараемся успеть подготовить мероприятие, чтоб всё было как в лучших домах, а кое-кто в это время, под шумок, устраивает политическую провокацию с далеко идущими последствиями. Вот, что значит, пригрели змею с другого хутора у себя на горячей груди.

Мероприятие началось вовремя при большом стечении народа. Закончилось оно часа через четыре, по естественным причинам. Народ, отведав моего напитка под названием "Бисмарк-фуриозо" и, особенно, "Земляничный фрез" просто один за другим выключался. Выпадал, так сказать, в собственный астрал из нашей реальности. По велению деда Матвея могучему Павлуше приходилось брать уставшего односельчанина в охапку и нести его домой. Так Павлуша перенёс постепенно всех соседей. Остались за столом только я и дед Матвей. Мы ещё что-то соображали, но астрал уже приближался и к нам. Дед Матвей, как выпьет, так норовит оседлать своих тараканов и погнать их галопом. Имею в виду, что он начинает всех донимать своими свиньями. А о свиньях он мог говорить часами. Вот и сейчас дед Матвей сфокусировал на мне свой взгляд и произнёс:

— Хороший ты человек Петрович, — даже пустил скупую слезу дед. — Только о народе и печёшься. Только о народе и думаешь. Хочешь, я покажу тебе свою гордость? Вот, хочешь?

Всё это старик произносил с пьяной дикцией и неловкими движениями.

— Я, тебя, конечно, Матвей Иванович, оччччень уважаю….ик….но я не такой. Пойми меня правильно. Покажи….ик….свою гордость лучше Ульяне Тимофеевне.

— Я хотел тебе показать своих поросяток, — с удивлением произнёс дед. — А ты что подумал?

— Я уже вообще не думаю, — честно признался я, пытаясь поймать стакан с самогоном, но скользкий стакан почему-то не давался в руки, и всё время ускользал.

— Вот давай за твоё здоровье примем, и я покажу тебе своих поросяток, — пристал дед. — Звери, а не свиньи, во! Зацени, Петрович.

Мы выпили и, поддерживая друг друга, поплелись через весь двор к его дальнему концу, где обитали поросятки. Когда мы, наконец, пришли к месту, где обитали идеальные, по

мнению деда Матвея, существа и уставились на этих чертей, то двор вдруг огласил скорбный вопль деда Матвея. Что касается меня, то уставясь на этих зверей, я сначала не понял, что с ними не так, свиньи и свиньи. По мне так все четверо поросей на месте. Крупненькие такие, уже в длину где-то по метр двадцать точно будут. Вполне себе упитанные. Ушки у всех на месте, хвосты тоже. Но с ними было что-то не то. Один свин сидел на заднице и мотал головой из стороны в сторону. Другой валялся на земле и дрыгал своими ножками и ручками как-то не в такт не в лад, непонятно было, зачем он это делает. А два других стояли и смотрели на нас с нехорошим прищуром, и чуть покачиваясь. Но стояли они плохо. Видно было, что стоят они из последних сил, что их конечности подрагивают и вот-вот эти звери упадут. Причитая, дед кинулся к своим питомцам. Весь этот натюрморт в загончике для свиней причинял деду Матвею невыносимые моральные страдания.

— Да что это с вами, крошки мои, — причитал дед, теребя свина за уши.

У свина болталась голова, глазки были закрыты, только пятачок ещё как-то реагировал.

— А ты подуй ему в пятачок, — вдруг осенило меня. Больше способов лечения этих зверей я не знал. Это же архисложная задача, как достичь приемлемого консенсуса при таком большом выборе альтернатив лечения. То есть думать надо, а чем?

— А поможет? — суетился вокруг них дед. Я пожал плечами. Сие есть тайна великая…

— А может у них, того, как его, свинка, — предположил я. — Или…..чумка.

— Сам ты…чумка, — отвлёкся дед от увлекательного занятия, связанного с сильным дутьём в свинячьи пятачки. — Тута надо что-то радикально. Думай, Петрович.

Я думал: собственно, чем свинья отличается от человека, только хвостом и пятачком. А так вылитый человек. Значит, что? Значит, это существо можно лечить нашими народными средствами, кои сейчас были как раз под рукой. Я это и высказал деду. Тот пьяно покивав головой, согласился: ещё бы, я же ничего такого дикого не предлагал. Не предлагал им делать уколы с антибиотиком или ставить капельницы. А самогон в лечении свиней — самое то, раз они так на людей похожи. Сказано — сделано. Мы налили самогона в бутылки, и дед засунул горлышко бутылки в пасть свину. Тот оживился и вылакал всю жидкость в бутылке. Вот организм даёт. Понравилось, значит. Так дед скормил самогон всем своим милым крошкам. Крошки сначала оживились, стали шустрее перебирать своими лапами и громче хрюкать, а потом вдруг их всех подкосило. Все четыре свиньи улеглись рядом и прекратили полностью реагировать на окружающий мир.

— Сдохнут, как есть, — вынес вердикт дед. Его ноги подкосились, и он улёгся рядом со своими любимцами. Картина: пять трупов в ряд. Лексемой "сдохнут" дед признал свою полную капитуляцию перед жизненными невзгодами.

Бывают ситуации, когда даже моего богатого лексикона из глубин русского языка не хватает чтобы правильно описать свои чувства. Я подозвал скорбно стоящего в сторонке Павлушу и велел ему отнести деда домой на койку, негоже, чтобы справный казак валялся рядом со свиньями.

Я понял, что праздник явно удался. Количество трупов на хуторе будем подсчитывать завтра на трезвую голову. С тем и поплёлся в свою резиденцию под осуждающие женские взгляды. Ага, чего с них взять, бабы-с. Умишком не блещут, а смотрят с осуждением. Курицы недоощипанные.

Теперь вы можете понять, что если вдруг кому захочется вдохновиться хуторской жизнью, то такого индивидуума ждёт ряд открытий и сюрпризов, а может быть и целый ряд передряг. Здесь страсти кипят похлеще, чем в городе.

Утро для меня наступило около пяти часов, надо было идти по соседям, определять, живы ли они. Полуживых хуторян ставить на ноги. Для этого приготовил зелья. Сейчас, чувствую, всем так хреново, хоть в ноль-три звони. Вот и новый день, а мне ещё стыдно за прошлый день. Правильно говорят: пока есть ноги — дорога не кончается, пока есть попа — с ней что-то приключается.

Дед Матвей встретил меня с распростёртыми объятиями, но ему было плохо. Пришлось зельями поправлять его здоровье. Ночью мне пришлось включать свои таланты, чтобы контролировать ситуацию. И знаете, что я выведал: признание Алевтины свекрови, что это она свиньям налила брагу. Тётка Ульяна смекнула, что надо молчать по этому поводу в тряпочку, иначе хуже будет и встала на измену. Вот же две партизанки. Наши партизаны — самые партизанистые партизаны, ага. Я тоже решил не выдавать главную террористку и её укрывательницу деду Матвею, а то у него рука тяжёлая. Но что делать со свиньями? Для деда это удар. Надо его чем-то отвлечь, а то у него все мысли о свиной проблеме.