Самоцветные горы (Волкодав - 5)
Шрифт:
– Но ты знай, что мы с тобой ещё встретимся, - негромко проговорил Винитар. Его лицо было, по обыкновению, бесстрастно, но глаза улыбались. Невесело и очень тепло.
Может быть - в другой жизни...– подумал Волкодав, но вслух ответил:
– Я был в твоей стране, теперь твой черёд приехать в наши края.– И добавил: - Вместе с кнесинкой Елень.
– Когда нас поженили, - качнул головой Винитар, - я был Стражем Северных Врат. А теперь я вождь без племени и кунс без корабля.
– У вас есть вы сами, неужто этого мало?..– сказал Волкодав.
Винитар вздрогнул... А Волкодав отошёл от него
Сколько всего я собирался рассказать тебе, Эврих... И не рассказал!
– А ты знаешь, кто нынче в свите у старика Дукола? Личным телохранителем?..– плохо справляясь с прыгающими губами, выговорил аррант.– Слепой Дикерона, вот кто! Метатель ножей!.. Ты хоть помнишь его?
– Как же, - кивнул Волкодав.– Ещё бы не помнить.
И тебя ни о чём толком не расспросил...
Эврих мрачно предрёк:
– Он никогда мне не простит, что я тебя не привёз!
Венн развёл руками:
– Ну... отобьёшься как-нибудь. Ты кан-киро, надеюсь, не совсем позабыл?
Эврих промолчал, лишь в глазах билось безнадёжное: "Во имя замаранных ягодиц Прекраснейшей, поскользнувшейся у родника!.. Ну вот почему, когда совершается расставание навсегда, вместо самого важного только и приходит на ум какая-то чепуха?.."
Винойр не смотрел на венна, старательно отводил глаза. Вчера, когда Ксоо Тарким прочитал письмо чирахского вейгила, пересчитал деньги и на руке шо-ситайнца расклепали цепь, парень умудрился почти сразу едва не поругаться с Наставником. Он принялся подбивать Волкодава освободить весь караван. Оказывается, он уже прикинул, что даже вдвоём они легко совладают с надсмотрщиками, Харгелла убьют насмерть его же палкой, а Таркима привяжут к хвосту пегой кобылы: "Там такие люди, Наставник!.. Некоторые, да... верёвка плачет... но остальные! Кто задолжал, кто слишком богатому в обычной драке ухо расплющил..." - "Нет", - сказал Волкодав. И не пожелал объяснить причину отказа. С этого времени Винойр держался с ним очень почтительно, но отстранённо.
О том, что они расстаются, Волкодав удосужился объявить только сегодня утром, когда заливали костёр. "Куда собрался-то?– вновь, как когда-то, спросил язвительный Шамарган.– Домой к себе, что ли, надумал через горы махнуть?.." Венн подумал и кивнул: "И так можно сказать..."
Винойр вдруг бросил поводья обоих коней, подбежал к Волкодаву, и они обнялись.
– А мне ты ничего не скажешь, венн?– хмуро и зло спросил Шамарган. Волкодав ответил не сразу, и лицедей почти выкрикнул: - Ну да, что со мной говорить, я же дерьмо!.. Да!.. Дрянь, дерьмо, мусор!.. Меня, младенца, нашли нищие, искавшие поживы в куче отбросов!.. Вот!.. У меня не было родителей, я никому был не нужен!.. Я решил отомстить и пошёл к служителям Смерти... Я думал... неважно, что я думал... нас с напарницей послали в Кондар, истреблять какую-то танцовщицу... повинную только в том, что не захотела причинять своими плясками гибель... Там мою напарницу загрызла сторожевая собака, а я... я вроде
И он рванулся было прочь, налаживаясь куда-то бежать. Волкодав придержал его за плечо. Глупый ты, парень, хотелось ему сказать. Чего ради мечешься? Чего ищешь по разным храмам такого, чего в тебе самом нет?.. Ты же поэт, дурачок. На что тебе вымышленные отцы? У тебя и так звание повыше любого, которое могут дать люди...
Он сказал:
– Ты называл себя сыном Тразия Пэта и жаловался, что не умеешь даже зажигать огонь... На самом деле ты умеешь. Смотри, это же так просто...
Он опустился на корточки, и его ладонь зависла над кучкой сухих веточек и травинок. Мгновенное напряжение всего тела, едва заметное движение... и над кучкой заплясал сначала дымок, а затем - весёлые язычки, почти невидимые при ярком дневном свете.
Когда Шамарган наконец поднял глаза, Волкодава рядом с ним уже не было.
Теперь Эврих хорошо понимал, что означали слова венна, сказанные несколькими днями раньше:
"Как бы ты отнёсся, брат, если бы я...– тут он чуть помялся, -... если бы я вручил тебе месть?"
На самом деле он хотел сказать "завещал", но пожалел, остерёгся пугать. Эврих же не сообразил, что к чему, и привычно насторожился:
"Какую-какую месть?.."
Воображение уже рисовало ему всякие ножи, воткнутые в спину, и прочие варварские штучки... Стыдно было теперь даже вспомнить об этом.
"Месть, которую я не могу исполнить, а ты можешь, - терпеливо пояснил Волкодав.– Есть в Аррантиаде один... Кимнот Звездослов. Книжки пишет сидит. Настоящей учёности в нём на ломаный грош, зато есть другая способность, более важная: убеждать вельмож и правителей, что только он самый знающий и разумный и слушать надо только его. А тех, кто осмеливается противоречить ему, - на каторгу отправлять".
"Попадались мне его "Двенадцать рассуждений", - ответил Эврих не без некоторой осторожности.– Я не стал их читать. Сплошное самовосхваление... Оно не показалось мне интересным".
"Ты когда-то оценил мой выговор и спросил, кто научил меня аррантскому языку... Его звали Тиргей Эрхойр, и он составил бы славу аррантской науки, если бы не зависть Кимнота. Я крутил с ним ворот в Самоцветных горах. Он был моим учителем. Потом он погиб".
"И ты хочешь, чтобы я..."
"Да. Таких Кимнотов надо по ветру развеивать. Мелкими брызгами... Я думаю, ты и один с ним справишься, хотя ты не подземельщик, а лекарь. А уж если ты разыщешь Зелхата..."
Эврих встрепенулся:
"Зелхата? Ты тоже полагаешь, он жив?"
"Я почти уверен", - кивнул Волкодав.
Эврих преисполнился вдохновения:
"Так это не месть, друг варвар! Это святой бой с пустомыслом, чьи писания и злые дела оскорбляют саму сущность науки!"
"Не смей называть меня варваром!" - сказал Волкодав...
... И вот Эврих ехал по невольничьему тракту назад, и седло под ним состояло из одних жёстких углов, а ноздри забивала поднятая копытами пыль, не торопившаяся оседать в стоялом предгрозовом воздухе. Его не оставляло чувство, будто он сделал - или делает, или собирается сделать - какую-то большую ошибку. Какую?.. Мысли о мести заставили его вспомнить кое о чём, и он направил своего мерина поближе к серому Винитара: