Самоцветы
Шрифт:
— Скучно тебе, дедушка?
— Чего скучать-то, слава богу… Жалованье получаю, квартира готовая. Товарищ у меня есть: он спит — я хожу, я сплю — он ходит. Нет, ничего, весело.
Старик показал нам и куранты, которые, к сожалению, не действуют, подточились шпеньки на медном вале, вроде тех, какие сейчас вертятся в трактирных «машинах», только, конечно, в большем масштабе. И от башни, и от курантов, и от старого коморника веяло ещё демидовскою стариной, точно для Невьянских заводов остановилось время, как и для курантов. Я долго смотрел с башни на фабрику, громыхавшую у нас под ногами, на зеркало первого на Урале заводского пруда, на рассыпавшиеся домики, дома и хоромины по правому гористому берегу реки Нейвы и левому низменному. Под всем этим похоронена целая история. Если бы встал из земли сам Акинфий Никитич Демидов, главный воротила и фундатор уральских заводов, и посмотрел с башни на дела рук своих, наверное сжалось бы от скорби и его железное сердце. Старинное заводское гнездо едва дышит, а старинное железо,
С этою невьянскою башней связано несколько легенд, приводить которые здесь не стоит: какие-то подземные ходы, какие-то тайники и т. д. Она интересна сама по себе, как исторический памятник, напоминающий о золотом веке уральского горного дела. Царь Пётр был в Москве и сидел за обеденным столом, когда ему доложили, что пришёл тульский кузнец Никита Антуфьев с сыном Акинфием и желают переговорить с ним. Кузнецы, как говорит предание, были одеты в простые кожаны, как сейчас Василий Васильич или Захар Иваныч, и в таком виде представлены были великому царю-работнику. Они словесно изъяснили своё желание взять в аренду недавно основанный Невьянский завод, и Пётр тут же словесно изъявил своё согласие. История Демидовых известна: Пётр орлиным своим оком умел угадывать людей… Галем в своей книге "Жизнь Петра Великого" говорит: "Государь, желая почтить трудолюбие сего мужа (Никиты Демидова), хотел даже соорудить ему, как первому показателю источников, снабжающих Россию железом и медью, памятник на одной из площадей петербургских; но сие намерение осталось неисполненным". Петровские указы составляют целую литературу, к сожалению, ещё не разработанную, поэтому не лишнее привести здесь несколько выдержек из них специально по отношению к Демидову и Невьянским заводам: "А те заводы, говорит один из таких указов, — у таких построены добрых руд, каковых во всей вселенной быть невозможно; а при них такие воды, леса, земли, хлебы, живности всякие, что ни в чём скудности быть не мочно". Дальше: "яко истинному и православному христианству, подобает его великому государю нашему тебе работать всеусердно, с крайним и тщательным радением, яко верному и благодарному рабу, напоминая себе смертные часы, по которым о всех содеянных нами делах пред престолом божиим нелицемерное в том истязание будет, и потом по благих делах вечное благоприятие, а по лживых и неправых мучительное суждение последует". Наконец, предоставляя Демидову "чинить наказание" заводским людям, указ говорит: "С тем, однако же, чтобы не навёл он на себя правых слёз и обидного в том воздыхания; а всякая обида, паче же убогому человеку, есть грех непростительный". Эта приказная наивность может сейчас показаться смешной, но какая неизмеримая пропасть отделяет её живое, человеческое слово от мертвечины нынешних предписаний, инструкций и отношений! "Верный и благодарный раб" Демидов превзошёл самые смелые ожидания царя Петра, но всё это делалось именно за счёт "правых слез и обидного в том воздыхания" убогих заводских людей, о чём невьянская башня могла бы рассказать, вероятно, очень много.
Старик коморник показал все достопримечательности, и пора спускаться с башни. Есть ход в следующий ярус, но туда "не пущают". Когда мы очутились опять на базарной площади, на душе сделалось легче. Невьянский «базар» бойкое место. Помимо старинного гостиного двора, как мы уже сказали, оперируют десятки деревянных лавок, лавочек и лавчонок. Впрочем, в Невьянске считается населения около 15 000, - значит, есть кому покупать, — да прибавьте к этому окрестные сёла и деревни. И мужик, и мастеровой живут "своим средствием", а собственно завод не при чём. Развились разные мелкие промыслы, и Невьянск является своего рода центром, как маленький городок. Он и напоминает такой город, а кличка завода остаётся только на память о добром старом времени.
— Пробойный народ эти невьянцы! — повторял Василий Васильич, когда мы проходили мимо торговых "рядов", — кто сундуки делает, кто железные вещи, кто железо морозит, кто иконы пишет.
Невьянск действительно является центром кустарной промышленности, невьянские
На земской квартире нас, действительно, ждал кипевший самовар и запряжённый парой дорожный коробок. Степенный старик-хозяин в длинном сюртуке имел вид настоящего невьянского старожила.
— Ну, дедушка, как поживаешь? — спрашивал Василий Васильич.
— Ничего, живем помаленьку, пока мыши головы не отъели…
За чаем у нас зашёл разговор о "лучинковой вере", как называется какая-то таинственная невьянская секта. Название своё она будто бы получила от существующего обряда закалывать маленьких детей лучинками, а по другой редакции название произошло от обычая молиться с зажжённой лучиной. Во всяком случае, эта секта остаётся загадкой и вероятнее всего, что она — вымысел какой-нибудь праздной фантазии. Так, наш седобородый хозяин просто обиделся, когда мы начали расспрашивать его о "лучинковой вере".
— Пустяки это болтают, — ворчал он.
Всего удивительнее то, что от Невьянска до Мурзинки рукой подать, а, между тем, эта близость уральской Голконды решительно ничем не отразилась в жизни населения. Не возникло никакого промысла, а весь камень целиком уходит в Екатеринбург. Мы разговаривали со стариком о Мурзинке, — как о каком-то другом государстве: он решительно ничего не знал, как и другие невьянцы.
— Не касаемо это самое дело до нас… Слыхали, что добывают аматисты, шерлы, тяжеловесы, а видать не доводилось.
— Да, ведь, мужики, которые везут камни в Екатеринбург, едут через Невьянск?
— Известно, через Невьянск… Из Мурзинки-то из самой мало, а боле из Южаковой, из Луговой, из Калтышей. У нас в Невьянске займуется этим делом управитель Пётр Васильич. Так вот у него вам спросить: все мужики к нему камень несут.
О Петре Васильиче Калугине, который в Невьянске занимает место управителя золотых промыслов, я слыхал ещё прежде. У него прекрасная минералогическая коллекция, часть которой мне случилось видеть ещё на выставке 1887 года в Екатеринбурге. Познакомиться с ним лично я мог только в Невьянске. Уже в передней вы чувствуете себя некоторым образом в области минералогии: целые шкафы с камнями, у стен камни в ящиках, камни на подоконниках, камни на полу. Кабинет хозяина тоже состоит из ящиков с камнями, шкафов с камнями и просто из камней на столах, на окнах, на стульях. Одним словом, сплошная минералогия, от которой у любителя захватывает дух. На Урале существует целый разряд таких любителей, страдающих этой "каменной болезнью". Коллекторство со стороны кажется немного смешным, но жить на Урале и не любить уральских «самоцветов» ещё смешнее.
Любезный хозяин с готовностью показал свои сокровища, а меня интересовал больше всего отдел специально мурзинских камней: бериллы, топазы, шерлы и т. д. Главный недостаток лучших камней — это их страшная цена: отдельные штуфы достигают ценности в несколько сотен рублей, как щётки топазов, аметисты, бериллы и аквамарины.
— Кто же покупает такие дорогие камни? — спрашивал я.
— Больше из-за границы поступают требования, — объяснял Пётр Васильич. Для музеев и для частных коллекций денег не жалеют… За границей больше денег, и лучшие камни уходят туда.
Между прочим, он показал великолепный штуф александритов из изумрудных копей Монетной дачи, нерчинский аквамарин, несколько редких кристаллов мурзинского тяжеловеса, по величине и оригинальной форме, — один кристалл изогнут под прямым углом, другой вытянут в длину, что несвойственно именно мурзинским топазам, встречающимся обыкновенно в кубической форме с соответствующими притуплениями углов, рёбер и плоскостей и т. д. Из мурзинских камней, как редкость, в коллекции хранится штуф полевого шпата с пиритами. Самое замечательное в этом собрании, по моему мнению, учебные коллекции минералов, составленные Петром Васильичем сообразно требованиям постепенного изучения минералогии. Каждая такая коллекция снабжена печатным каталогом с объяснением, откуда какой минерал добыт. Цена таких коллекций от 3 руб. до нескольких сот за экземпляр.
— Что же, раскупаются эти коллекции? — полюбопытствовал я.
— Ничего, идут помаленьку, хотя и не быстро. Публика мало знает — вот вся беда.
Между прочим, я приобрел у г. Калугина очень полезную брошюру, составленную им о мурзинских копях для Уральской научно-промышленной выставки 1887 г. в Екатеринбурге.
К брошюре приложена карта с обозначением всех существующих копей.
III
Магическое слово. — Духовная золотопромышленность. — Поля и забытый богом Петрокаменский завод. — Опять поля, Мурзинка и бабий «гнёт» в 50 000 р.