Самодельное правосудие. Рабочие будни
Шрифт:
Камилл читал свой труд прохожим с балкона недостроенного суда, и, конечно же, знакомил со своими идеями сотрудников суда.
– У меня вопрос к уважаемому лектору, – сказал Рант, подняв руку. – Ты говоришь, что историю пишут победители. И что с того? Ведь миллионы людей были свидетелями истинных событий! Куда девается их память?
Было заметно, что Камилл радостно возбуждался, когда кто-то не соглашался с ним.
– Любезный Рант! – ответил он с улыбкой. – Ты наверняка рос в семье, окружённый лаской и заботой, поэтому тебе простительно не знать законов общежития. Но ты попробуй представить, что я дал распоряжение, чтобы
– Это вряд ли, – не сдавался юрисперит. – Есть же зеркала, наверняка найдутся честные люди, которые скажут правду.
– Зеркала снимем, честных людей уволим, – продолжал улыбаться Камилл. – Ты же не забывай, что это организовано для конкретной цели.
– Нет, Камилл, я верю в порядочность людей, которая не даст меня сделать горбатым, – улыбнулся в ответ Рант. – А иначе, для кого мы пытаемся улучшить этот мир? Для беспринципных и бесхребетных? Твоя картина слишком мрачная. А людям свойственно жить по правде, особенно на ответственных должностях. Им доверили писать историю, значит, они должны дорожить этим доверием.
– Мрачная, моя картина, – повторил Камилл с отрешённой улыбкой. – Слышал ли ты, Рант, о таком историке, как Евсевий Кесарийский? Он епископ, он духовное лицо, ему бы бояться небесной кары, а почитай, как угодливо он излагает историю, чтобы понравиться обладателям власти. Он не стесняется тех, кто видел истину своими глазами. Кто его будет разоблачать, ведь эти события ещё не стали историей, и каждый имеет право воспринимать их по-своему. А потом все очевидцы умрут, а его писанина останется. Останется единственным источником правды. Я не слишком омрачаю картину? Знаете, друзья, я считаю, что этого Евсевия надо повесить на той же виселице, что и Элия Руфина. Я, конечно, не поборник жестокости, но я буду ходатайствовать. А ещё я попрошу позволить мне произнести обвинительную речь. И вы увидите, как народ бросится помогать мне вешать Евсевия Кесарийского.
– А насчёт того, для кого мы стараемся, проникновенно ты сказал, друг Рант. Пронзительно и горько. Потому, что время, похоже, не на нашей стороне. С каждым днём становится всё меньше людей, которым нужны правда и справедливость. Потому-то и надо торопиться, поскорее повесить Евсевия, чтобы пробудить тех, кто ещё пока способен пробудиться.
У Елены тоже были вопросы к специалисту по справедливости.
– Камилл, литературный критик из меня, конечно, никудышный, но иллюстрации твоей книжки как-то не гармонируют с содержанием. Текст серьёзный, логически выверенный, а рисунки какие-то детские и наивные…
– Ты заметила! – обрадовался Камилл. – Это и есть практическая деймократия! Ты когда-нибудь видела магические знаки? Самые зловещие из них похожи на детские каляки-маляки! А Катоний, самый жуткий персонаж наших триллеров, разговаривает тонким детским голосом! Поняла задумку: забавное и трогательное превращается в жестокую, беспощадную и неизбежную кару!
– Понять-то можно, да принять трудно, – вздохнула Елена. – Мне с детства читали Библию, про всепрощение, и всё такое…
– Не то тебе читали! – возбуждённо воскликнул Камилл. – «Земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее»! Книга Чисел, глава 35, стих 33. Вот истинная Библия! Ты хочешь жить на чистой
Елена помолчала, а потом сказала с задумчивой улыбкой:
– А знаешь, Камилл, я ведь посещала храм Немезиды в Рамнунте. Правда, я тогда ещё не знала, что она станет такой полезной для меня богиней.
– Тогда зачем посещала?
– Муж мой тогдашний, посетил в храм с целью жертвоприношения, а я была при нём.
– Твой муж был таким ревностным почитателем Немезиды?
– Нет, его туда послал технический совет оборонного ведомства.
– Я вообще теперь ничего не понимаю.
– Что тут непонятного?! Они разрабатывали какой-то сверхмощный метательно-зажигательный снаряд экпироктического типа. Всё вроде получалось хорошо, если бы не эффект кометы. За снарядом неизменно тянулся огненный шлейф, который сжигал самих метателей. Что только они не делали – и ставили отсечной клапан, и разработали устройство задержки зажигания, и окружали фрондиболу водяной завесой – ничего не помогало, неизбежно к артиллеристам возвращалась огненная кара. И тогда консилиум механиков принял решение принести в жертву Немезиде двадцать четыре быка.
Я наблюдала за гекатомбой с городской Акры. Сам храм располагался на обширной площадке. Там установили небольшой требушет, заряженный зажигательным снарядом, выложили вокруг туши быков. К спусковому устройству, каркиносу, привязали длинную верёвку, а её конец вручили моему мужу. По знаку жреца Констанций дёрнул верёвку, и в сторону острова Эвбея полетел огненный снаряд. По замыслу, пламенный хвост должен был зажечь жертвенных быков, но они остались невредимыми, если не считать их мёртвого состояния. Пришлось зажигать их обычным способом.
Это вызвало разногласия среди толкователей, одни говорили, что Немезида всё осознала, другие возражали: богиня карает только виновных, а быки-то здесь не при чём.
То оружие, о котором рассказывала Елена, после доработки превратится в «греческий огонь», наводивший животный ужас на варваров. Правда, на доработку потребовалось пара веков.
2.
Камилл круглосуточно находился в строящемся здании, в Пирамиде его давно уже не видели.
А Елена могла себе позволить общение в семейном кругу.
– Бабушка, кто такие ставропиги? – спрашивала её Константина.
– Это нехорошее слово.
– Жизнь у нас такая, что одними хорошими словами не управиться, – вздохнула девочка.
Елена не смогла сдержать улыбки. Как же она, её внучка, похожа на неё саму, маленькую мыслительницу из христианского приюта.
– Ладно, слушай. В этой жизни, которую ты так лаконично описала, иногда бывает, что общество решает, что кому-то не надо жить. И чтобы закончить эту нежелательную жизнь придумали разные способы. Один из них – это распятие на кресте. Этот крест сначала лежит на земле, на него ложат приговорённого, палач прибивает его гвоздями к кресту, а потом сильные люди поднимают крест вместе с человеком и ставят его в уже вырытую яму. Вот они и называются ставропиги, «водвигатели креста». Ты же греческий учила, должна знать, что означает глагол «пигними» (???????). Помнишь, когда качельки устанавливали, ты ножками вокруг столбика трамбовала и приговаривала «????-????! Пига, левая ножулька! Пига, правая ножулька!». Видишь, ты забыла, а я помню. Вот и они так…