Самое ценное в жизни
Шрифт:
Она неуклюже переспросила, слегка заикаясь, стараясь протянуть время, чтобы собраться с мыслями.
– К-какую просьбу?
Владимир понимающе кивнул.
– Ну да, их ведь было две, – сначала она просила проверить телефон, который не работал, а потом передать, что задерживается.
Катерина решительно отбросила притворство и решила идти ва-банк. Выпятила пышную грудь и откровенно объявила:
– Да, я не передала ничего, что просила эта ваша очередная нахлебница! Почему? Да очень просто – я давно вас люблю, только вы не хотели это замечать! Посмотрите на меня
Владимир понял, что ей хотелось употребить гораздо более крепкие эпитеты, но не хотелось шокировать своего потенциального возлюбленного. Он сжал кулаки и с нескрываемой угрозой спросил:
– Телеграмма и телефон тоже ваших рук дело?
Агрономша довольно повела плечами, ничуть не раскаиваясь, наоборот, гордясь своей предприимчивостью.
– Ну, при желании ничего невозможного нет. На телефонной станции работает моя хорошая подруга. Это было нетрудно, тем более, что там меняют оборудование.
Молитвенно подняла к нему напряженное лицо, положила руки на грудь и успокоительно проворковала:
– Милый, я понимаю, что сейчас тебе больно! Но поверь, пройдет совсем немного времени, и ты поймешь, что все это – к лучшему! Мы с тобой – идеальная пара, у нас общие интересы, общие устремления. Я ведь замечаю, как ты смотришь на мою грудь!
Она прижалась к нему, пытаясь добраться до его губ.
Владимир брезгливо отбросил ее на диван, стоявший у стены. Пружины жалобно взвизгнули. Катерина в изумлении смотрела на него, не в силах поверить, что ее так открыто отвергли. Владимир завопил, уже не сдерживая жестокое негодование и возмущение:
– Да что же это такое! Я что, по-вашему, сексуальный маньяк, прыгать по чужим постелям? Вы слышали, чтоб я изменял Светлане, хотя откровенно признаю, что не любил ее? Почему вы считаете, что я оставлю ради вас по-настоящему дорогую мне женщину? Зачем вы нахально лезете в мою жизнь? Вы здоровы ли, Катерина Ильинична? Мне кажется, у вас явные нелады с психикой!
Она категорично заявила:
– Я тебя люблю!
Он взвился, не выдержав пафоса в ее голосе и тоже перейдя на «ты», хотя с подчиненными принципиально на «ты» не изъяснялся:
– Любовь! Да ты в принципе не знаешь, что это значит! Неужели ты думаешь, что эгоистичное чувство, которое понуждает тебя делать гадости моей жене и мучить меня, есть любовь? Ты что, думаешь, я не замечал твоих масляных улыбочек и зазывных взглядов? Не догадывался, что к чему? Не такой уж я слепец! И не наивный мальчик! Мне не двадцать лет и даже не тридцать! И если бы я тебя хотел, то давным-давно уложил бы в свою постель! Но ты мне элементарно не нужна!
Не в состоянии остановиться, стал метаться по кабинету, с неукротимой злобой расшвыривая стоящие на дороге стулья. Они разлетались по углам как детские мячики, с зловещим хрустом врезаясь в стены.
Когда под руки попалась стопка подготовленных на подпись документов, не задумываясь, швырнул их в ее сторону, и пораженная агрономша оказалась сидящей среди белой бумаги, будто в сугробе. Изумленно смотрела на него, как незаслуженно обиженная маленькая
Ей вдруг стало страшно. Не так она представляла себе в своих сладких видениях их воссоединение. Ей всегда казалось, что достаточно убрать с дороги незначительные помехи в виде его глупых женщин, и счастье у нее в кармане. Но при виде разъяренного, обезумевшего от боли и досады мужчины впервые подумала, что совсем его не знает. Таким она его никогда не видела. Всегда считала, что он спокойный и покладистый и приручить его не составит никакого труда.
Перешвыряв все стулья, остановился напротив, тяжело дыша и засунув кулаки от греха подальше глубоко в карманы. Громко произнес, предельно четко артикулируя каждую букву:
– Я тебя не люблю! Раньше я был к тебе равнодушен, а теперь ты мне противна! Понимаешь, про-тив-на! Ты так испоганила мою жизнь, что я готов придушить тебя собственными руками! Никогда не бил женщин, но, клянусь, ты будешь первой, если я тебя еще раз увижу! Советую тебе немедля написать заявление об уходе и убраться из села к родителям, женихам или к черту на кулички! Предлог для заявления можешь выдумать любой! Ты в этом деле – лгать и интриговать, – большая мастерица!
Она подняла на него упрямые глаза.
– А если я не соглашусь?
Он коварно усмехнулся.
– Тогда я приглашу для твоего освидетельствования психиатра. Уверен, диагноз: навязчивая мания, опасная для окружающих, тебе обеспечен! И расскажу обо всем Фаине Генриховне, причем с подробностями. А это значит, что в селе о тебе будет знать каждая собака! И спокойной жизни тогда больше не жди! Прекрасно знаешь, что о тебе будут говорить деревенские кумушки!
Она гордо встала, одернула задравшийся свитер, и вышла из кабинета, с трудом повернув на двери скользкую полированную защелку.
Владимир еще не перевел дух, стараясь взять себя в руки и сообразить, что же ему теперь предпринять, когда в кабинет с непривычной для себя опаской заглянула секретарша. Увидев фантастическое зрелище настоящего разгрома, выпучила глаза и нерешительно застыла у входа.
Заикаясь, робко произнесла:
– Э… Тут Катерина Ильинична заявление об уходе оставила.
Ему захотелось захлопать в ладоши.
– Замечательно! Причину назвала?
Фаина Генриховна помялась, не решаясь пересказать всё, что услышала от обычно довольно благонравной агрономши.
– Ну, она сказала, что ноги ее здесь больше не будет, потому что вы к ней приставали.
Он закачался на широко расставленных ногах и внезапно зло захохотал, запрокинув голову.
– Это я к ней приставал? Ну и стерва! А вы что, поверили?
Фаина Генриховна приняла свой обычный капральский вид и с достоинством отказалась:
– Нет, конечно, не настолько я наивна! Давно и всем было видно, что эта дамочка без соли вас проглотить мечтала. Да и делала для этого немало.
Владимир решил не выспрашивать, что конкретно она для этого делала, чтобы не убить Катерину, если та случайно встретится ему на пути. В милиции явно не поймут, что это был всего лишь справедливый акт возмездия.