Самое древнее зло II. Надежда Мира

Лагно Максим Александрович

– Воевода, – засмеялась Мэрисса. – Вы сейчас как раз ушли на окольные пути. Возвращайтесь к делу.

Воевода поднялся за столом, взял бокал с напитком:

– Кэр Матвей, Надежда Мира.

Господи, неужели мне сейчас сделают предложение жениться на принцессе? Я с мольбой взглянул на Мэриссу, но она отвернулась.

– Марфонт Третий, наш царственный правитель, ценит твою помощь в войне с супостатом. Союз будет повержен в любом случае. Но с твоей помощью он будет повержен быстрее и с меньшими жертвами.

Хм, на предложение руки и сердца не похоже. Я приободрился.

– Его

светлость помнит, что ты уважаешь его трон и хотел бы стать полноценным членом семьи благородных особ, которые поддерживают мир в Запертых Землях.

Так… а это снова плохой знак. Я никогда не хотел входить в чьи-то семьи.

– Но дворянские привилегии заслужить ещё труднее, чем магический дар, – продолжил воевода Назждва. – Даже национально чистые перебежчики из Енавского Княжества (на этих словах Днистро приободрился), страдающего от ворогов на той стороне Барьера Хена, да будет проклято его имя, не имеют права войти в семью благородных особ. Но имеют право это право заслужить.

Всё хуже и хуже. Сейчас он скажет, что я заслужил право…

– Своими подвигами ты заслужил право называться благородной особой.

На этих словах к воеводе подскочил один из чиновников в штатском и протянул плоскую деревянную шкатулку с гербом Енавской Державы.

Принцесса Эталинда Марфонт-Стрежлавская поднялась со своего кресла и встала по правую руку от воеводы. Оба ожидающе уставились на меня.

Дело приняло дурной оборот. Я не собирался жениться на принцессе!

Посмотрел на Мэриссу. Одними губами она сказала: «Всё будет хорошо». Как приговорённый, я обошёл весь стол, чтобы встать по левую руку от воеводы.

– Его светлость Марфонт Третий помнит о том, что ты не любитель светских церемоний, – продолжил воевода. – Его светлость сожалеют, что не могут сделать это предложение так, как подобает по нашим древним и благородным обычаям. Но война внесла искажения в этикет.

Я достаточно знал их древние обычая, чтобы понимать – сейчас надо глубокомысленно молчать.

Воевода раскрыл крышу шкатулки. Принцесса Эталинда извлекла из неё сложенную синюю ленту и подошла ко мне.

Мы замерли друг напротив друга. Ростом принцесса не доходила мне до груди. Поэтому смотрела снизу вверх, трепеща от страха и… и чего-то ещё?

Пауза затягивалась. Я не знал, что происходит. На награждение медалью не похоже. На помолвку, вроде бы, тоже…

Мэрисса, едва слышно просвистела за моей спиной: «На колени».

Я преклонил колено перед принцессой. Она развернула синюю ленту и надела на мою шею.

«Руку пропусти через ленту», – помогла Мэрисса.

Когда лента была надета через моё плечо, воевода Назждва воодушевлённо продолжил:

– Данным приказом его величества Марфонта Третьего, безродный перебежчик Матвей Сорокин, объявляется родоначальником шестьсот двадцать второй высшей дворянской семьи Енавской Державы. Семье Сорокин даруется в управление земля, на которой родоначальник может построить семейную крепость, дабы править в ней, как ему заблагорассудится, подчиняясь высшему закону Енавской Державы, которым, согласно воле Енели Истинного, является воля державного правителя, его светлости Марфонта Третьего.

Промочив горло глотком вина, воевода

продолжил:

– Далее. Поскольку все земли Державы уже принадлежат другим семьям, то Сорокину позволяется взять в управление любые земли на территории поверженного противника из паскудного Халидейского Союза. Данный приказ вступает в силу немедленно после оглашения. У родоначальника семьи Сорокин есть право выбрать разумное количество земли из тех земель, которые освобождены от врага. Враждебное население на освобождённых угодьях будет целиком и полностью принадлежать Матвею Сорокину. Его поступки в отношении жителей тех земель будут в его власти и в воле Енели Истинного. Так же родоначальник семьи Сорокин обязуется платить державному правителю то количество дани, которое родоначальник сочтёт нужным, исходя из своих хозяйственных решений.

Утерев пот салфеткой, воевода упал в кресло. Осушил бокал вина и дал приказ слуге наполнить снова. Я же вернулся на своё место, слегка оглушённый сменой своего статуса и громким голосом воеводы.

В передней зале гомонили так сильно, что военным пришлось призвать их к молчанию. «Фотографы – уймитесь», – приказал кто-то, но щелчки фотоаппарата непокорно нарушили торжественную тишину.

Раздался шлепок, тихий вскрик и щелчки затухли.

– Слава новой семье, – первым сказал Днистро. Он старался звучать радостно, но взгляд его выражал злость и зависть.

Стать родоначальником и владеть семейной крепостью было его мечтой, а вовсе не моей.

3

Завтрак длился три часа, перешёл в обед и продолжился ещё три часа, перейдя в ужин. Воевода Назждва вливал в себя вино литрами, провозглашая тосты за будущий род Сорокин. Он желал:

Чтобы я нашёл себе достойную партию (принцесса Эталинда потупилась). Чтобы у нас была с нею любовь (синеносая фрейлина кинула яростный взгляд на хмельного воеводу). Чтобы у нас народилось от семи до двенадцати детей (принцесса Эталинда покраснела). И чтобы все отпрыски стали могучими магами, которые вернут Енавской Державе все земли мира, самовольно занятые другими народами.

Я уже смирился с мыслью, что до самого утра не получу точной информации о событиях на разрушенной мною базе, когда воевода вдруг выпрямился, тряхнул головой, подкрутил мокрые от вина усы и резко сказал:

– Матвей, Мэрисса, остальные, пора поговорить о делах.

Все гости мгновенно поняли его намёк и начали расходиться. Всё-таки время было военное, даже светские бездельники были вымуштрованы.

Гости потянулись к Мэриссе, благодарили за прекрасный обед и нахваливали разумное ведение крепостного хозяйства.

Меня все благодарили за победу и поздравляли с родоначальством.

Те дворяне, что победнее и менее знатные, приглашали меня сделать визит, надеясь упрочить связи с выскочкой, который, по слухам, должен породниться с самими Марфонтами.

Те, что побогаче и более родовитые, отделывались поздравлениями, не желая дальнейшего общения с низкородным. На расположение этих аристократов, я могу рассчитывать лишь спустя пять или семь сотен семилуний, когда род Сорокин станет хоть сколько-то древним.