Самое сильное заклятье
Шрифт:
– Что – Виттигис? – Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.
– Его придется убить, разумеется.
– Убить?
– Не надо удивляться, дорогой. Я предупреждала, что не люблю останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.
– А его-то зачем?
Матасунта нахмурилась:
– Он убил мою мать, разве не так? К тому же ты когда-нибудь сам захочешь стать королем…
– Не захочу, – сказал Пэдуэй.
– Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?
– Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу
– Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.
– Все же я…
– Достаточно, милый! Ты просто думаешь, что не хочешь. Со временем у тебя появятся другие желания. Ну и, уж раз мы об этом заговорили, грех не вспомнить твою бывшую служанку, как там ее… Джулия?
– А что Дж… Откуда ты о ней знаешь?
– Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.
Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.
– Но… Но…
– Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной даже на самую пустячную уступку? Не подумай, что я ревную к какой-то грязной девке. Однако если после нашей свадьбы она останется жить, это оскорбит мое достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий яд…
Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным – как у квартирного маклера при упоминании о тараканах. Его лоб взмок, в голове калейдоскопически кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли. Пусть эта свирепая белокурая Валькирия достанется какому-нибудь огромному громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие… И ни один страховой агент не застрахует жизнь Амала, учитывая кровавое прошлое семейства.
– Ну? – требовательно произнесла принцесса.
– Извини, задумался, – виновато ответил Пэдуэй, не зная, как выпутаться из этой ситуации. – Понимаешь, я вспомнил: у меня в Америке осталась жена.
– Хорош пустячок, – ледяным тоном произнесла Матасунта.
– Я очень давно ее не видел.
– Что ж, существует развод.
– Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду самое жаркое местечко отведено разведенным.
– Мартинус! – Глаза Матасунты гневно сверкнули. – По-моему, ты трусишь. Более того, по-моему, ты хочешь дать задний ход. Ни один мужчина, так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и…
– Нет-нет, вовсе нет! – вскричал Пэдуэй. – Ты одна царишь в моем сердце. Меня не остановит и море крови!
– Гм-м-м, красиво изъясняешься, Мартинус Падуанский. Ты всех девушек обольщаешь такими речами?
– Клянусь, я от тебя без ума!
– Ты в самом деле меня любишь? – смягчилась принцесса.
– Еще как! В жизни не видел подобной девушки! – Последнее было совершенно искренним. – Но факты – суровая вещь.
Матасунта потерла лоб, явно раздираемая противоречивыми эмоциями.
– Если вы давно не виделись, откуда ты знаешь, что она жива?
– Точно не знаю. Но я не уверен и в обратном. А ведь ваши законы очень строги к двоеженству. Эдикты
– Все-то ты смотришь… – с легким раздражением произнесла Матасунта. – А известно кому-нибудь в Италии об этой твоей американской сучке?
– Н-нет…
– Так не глупишь ли ты, Мартинус? Кому какое дело, если у тебя на другом конце света есть жена?
– Религия.
– О, к дьяволу священников! Когда мы придем к власти, с арианами я справлюсь. А у тебя, я слышала, добрые отношения с епископом Болоньи, то есть практически с самим папой.
– Я имею в виду не церковь. Я имею в виду личные убеждения.
– Такой практичный человек, как ты? Чушь! Просто нашел предлог, чтобы…
Предвидя очередную вспышку, Пэдуэй торопливо вставил:
– Послушай, Матасунта, давай не будем затевать религиозных споров. Оставь мою веру в покое, а я не трону твою. О, кажется, нашлось решение!
– Какое?
– Я отправлю в Америку гонца и выясню, жива моя жена или нет.
– А много это времени займет?
– Недели. Возможно, месяцы. Если ты меня на самом деле любишь, то рано или поздно мы дождемся.
– Хорошо, – без особой радости согласилась принцесса и тут же бросила на Пэдуэя пронзительный взгляд. – Предположим, твой гонец обнаружит, что она жива?
– Зачем ломать себе голову? Видно будет.
– Нет, договоримся сейчас!
– Любимая, ты не доверяешь своему будущему мужу? В таком случае…
– Не увиливай, Мартинус. Ты скользок, как византийский законник.
– Ну, тогда, полагаю, я рискну своей бессмертной…
– О, Мартинус! – ликующе вскричала Матасунта. – Прости меня за глупость! Конечно же, ты велишь гонцу отравить ее, если она все-таки жива! Это даже лучше, чем развод, если подумать о моем добром имени. Теперь все наши тревоги позади.
Она обняла его с настораживающей силой.
– Вероятно, – без особой уверенности произнес Пэдуэй. – Продолжим занятия, дорогая. – И снова поцеловал ее, стараясь установить рекорд.
Матасунта счастливо вздохнула:
– Ты только больше никого не целуй, любовь моя.
– Не смею и думать об этом, принцесса.
– Вот-вот, – грозно сказала она и очаровательно улыбнулась: – Прости меня, дорогой, за некоторое волнение. Я по сути своей наивная девушка, слабохарактерная и неискушенная.
«По крайней мере, – отметил про себя Пэдуэй, – я тут не единственный обманщик».
– К сожалению, мне пора идти. Сейчас же первым делом отправлю гонца. А завтра я уезжаю в Рим.
– О, Мартинус, к чему такая спешка? Тебе лишь кажется, что пора идти…
– Увы. Государственные дела, сама понимаешь. Я буду думать о тебе всю дорогу, – он снова поцеловал ее. – Будь мужественной, моя любимая. Ну, улыбнись!
Матасунта грустно улыбнулась и заключила его в стальные объятия.
Вернувшись домой, Пэдуэй вытащил из постели ординарца-кирасира, армянина по имени Тиридат.