Самое Тихое Время Города
Шрифт:
В колеблющемся свете свечей кубок замерцал. Как будто он был доверху налит неярким светом. Андрей полюбовался и налил в кубок вина. Прозрачно-красная жидкость в перламутровом ониксе сделалась радостно-алой. Он поднес кубок к свече, по-детски радуясь, что не пожмотился и что кубок теперь его. Огоньки свечей и кубок отражались в полированной поверхности стола, как в темном зеркале. И в зеркале тоже. В нем смутно отражался и сам Андрей. Он критически смерил себя взглядом. Но в этом освещении – вполне ничего – высокий шатен с физиономией хоть и некрасивой, но приятной, в джинсах и свитере. Романтический сумрак и колеблющийся свет делали отражение похожим на старинный портрет, и даже лицо в зеркале казалось
– Прозит! – сказал он, поднимая кубок и кивая своему отражению. – Гаудеамус игитур!
Наливая вторую порцию, он снова глянул в зеркало. Из темной глубины смотрел Черный Принц с красной розой в руке. Андрей замотал головой и торопливо вылакал вино. Поднял взгляд. Выдохнул. В зеркале отражался только он сам, собственной бледной персоной, с опустевшим кубком в одной руке и надкушенным бутербродом в другой.
Вот только на подзеркальнике лежала красная роза на длинном стебле.
Он стиснул розу в ладони. Шипы вошли в кожу.
Больно.
Настоящая.
Не привиделась.
А еще я умею летать. И два моих кота, мои верные спутники Ланселот и Корвин, тоже летают. Правда, эти лентяи обычно сидят у меня на шее в буквальном смысле слова, но порой удается их заставить и полетать. Если уж ты исключительно редкое животное фелисфеникс, или котофеникс, или еще проще – крылатый кот, так иногда и крылышки надо разминать.
Осенью летается хорошо. Люблю ловить ветер и скатываться по его потокам вдоль улиц, заглядывать в окна и спрыгивать на крыши, чтобы потом, разбежавшись, снова нырнуть с обрыва верхнего этажа в ущелье узкого двора или улицы.
Мне нравится прыгать с козырька над входом Иностранки. И смотреть в ее окна я тоже люблю. Порой я прихожу туда и сам – посидеть, почитать, поразмышлять. Иногда прихожу как все. А иногда просто заглядываю, пролетая мимо.
Небо снова затянуло, опять начинает накрапывать. Что делать, осень – время переменчивое. Да и поздно уже. Темнеет. И зажигаются окна, и янтарно светятся изнутри. И девушка в янтаре сидит и читает какой-то умный журнал, хотя почти все уже разошлись по домам и Иностранка пуста.
Я знаю ее. Я знаю всех в Моем Городе – она не отсюда.
Она вообще НЕ ОТСЮДА.
И что она здесь делает, интересно?
Кэт помотала головой и поморгала. Глаза устали. Ну ладно, на сегодня последний журнал.
Итак, «Сказание о принце Индракумаре».
«У государя страны Амаравати [2] Кампенгмара Шри Сиварайи из рода Бидалапутра [3] и супруги его Ратнавати [4] долгое время не было детей, от чего супруги пребывали в горести и скорби, ибо дни их клонились к закату, а наследника не было. Рани Ратнавати постоянно взывала к богам о милости, и слезы не высыхали на ее очах, прекрасных, как лотос.
2
Амаравати (др-инд., amar vat, «обитель бессмертных») – «блаженная страна».
3
Бидалапутра – «сын кошки» (санскр.).
4
Ратнавати – «обладающая драгоценностями» (санскр.).
Однажды государь Кампенгмара Шри Сиварайя, устав от тоски и печали, отправился на охоту. Рани же Ратнавати приснился
История была традиционной, архетипично-индоевропейской. Бездетные царь с царицей, царь на охоте, сейчас он вляпается в историю, и какой-нибудь отшельник спасет его и потребует «то, чего дома не знаешь…». Кэт не стала бы читать очередной вариант извечной сказки, если бы поиск в Интернете не вывел ее на эту публикацию. Однако про кошек здесь пока ничего не было. Разве что родовое имя – Бидалапутра. «Потомки кошки». Стало быть, кошка была древним тотемом царской семьи…
Она потянулась и зевнула, глядя в потолок. Название темы окончательно выкристаллизовалось. «Образ кошки в индоевропейской мифологии». Именно в мифологии, а не в фольклоре, потому что иначе закопаешься в загадках-поговорках, и вообще…
Интереснее всего бывает местный колорит, в который облекается привычный сюжет. А в этой статье еще были репродукции с раннесредневекового тайского свитка. Самое любопытное, что рисунки были в стиле фресок Аджанты. Вот тут интересно проследить индийское влияние… Правда, они напоминали еще что-то, чего Кэт никак не могла припомнить. Вот вертится что-то такое в голове – а что, никак не уловить. Она еще раз внимательно посмотрела на рисунки со свитка. Ну да, лица принца и царя довольно резко отличаются от лиц остальных людей. Родовые черты? Возможно… Тогда когда же сделаны эти рисунки? И датировка рукописи есть?
Одиннадцатый век. А обоснований нет. Сразу после текста и примечаний стоит: «La suite au prochain numro». [5] Это значит – ждать следующего выпуска, а он только в декабре. Ну почему, почему «Ревю дез этюд ориенталь» ежеквартальник?
«…И на охоте лошадь раджи вдруг испугалась змеи и понесла. И умчалась в глухой лес, и там сбросила раджу, и лежал он, стеная и страдая от боли и готовясь умереть. Тогда воскликнул он: „О, если бы кто-нибудь спас меня, я отдал бы ему что угодно!“ И тут вдруг из кустов появилась ракшаска, страшная видом. Была у нее крысиная голова и красные глаза и ужасные когти и клыки. И сказала она: „Я вынесу тебя на своей спине из леса, раджа, но пообещай, что отдашь мне то, чего не знаешь у себя дома“…»
5
«Продолжение в следующем номере» (фр.).
Кэт улыбнулась. Если бы она писала диссертацию по архетипам, это был бы лишь еще один кирпичик в общую статистику этого сюжета. Так что важнее, пожалуй, не сама легенда, а иллюстрации и скульптура… А ракшаска-то с крысиной головой. Наверняка и имя ее найдется… ага… Рактакша! – «красноглазая».
«…И явилась Рактакша на свадьбу, и сказала: „Индракумара, ты обещан мне твоим отцом, и ты мой! На мне ты должен жениться!“ На что мать принца, прекрасная рани Ратнавати, воскликнула:
– Свидетель Индра, она говорит правду!
И сказал принц:
– О мать, почему ты молчала?
– О сын! – воскликнула рани. – Как могла я рассказать тебе об этом?
Тогда принц повернулся к ракшаске и молвил:
– Я бы исполнил обещание отца, но я уже женат и принадлежу другой, а она тебе ничего не обещала.
Тогда ракшаска прокляла принца Индракумару, и вот каким было это проклятие: обратиться ему мерзким чудовищем и быть таким, пока не полюбит его в таком виде невинная дева! И тут же обратился принц, но не в чудовище, а в прекрасного белого кота.