Самолет без нее
Шрифт:
Она, подобно солнцу, освещала этот город. Признаюсь, я тоже таял под ее лучами.
Кредюля-дедуля.
Казалось, едва не погибнув в трехмесячном возрасте, она научилась ценить жизнь и не собиралась терять даром ни крошки. А как она гордилась своим Марком! Своим защитником. Своим белокурым ангелом-хранителем…
Марк и Эмили очень рано поняли, что никакие они не брат и сестра. Ненастоящие. Не такие, как другие. Тайна, тщательно сберегаемая Николь, выплыла наружу случайно, на школьной перемене, когда первоклашки
Малышня из школы Поля Ланжевена придумала такую игру. Дети гонялись за Эмили, раскинув руки и наклонив голову, издавая звуки, напоминающие рокот самолета. Подбежав поближе, они принимались вертеться на месте и наконец падали на землю возле ее ног. Эта игра очень скоро стала в школе Поля Ланжевена любимым развлечением ребятни — рухнуть на гудрон и притвориться мертвым.
Марк, со своей стороны, неизменно брал на себя роль истребителя. Возвышаясь над младшеклассниками на несколько сантиметров, он Кинг-Конгом набрасывался на тех из них, до кого мог дотянуться, и сурово наказывал. Но он был один, а озорников — много.
Марк и Эмили никогда не чувствовали себя братом и сестрой. По мере того как они росли, росли и их сомнения.
Наименее жестокие из школьников довольствовались тем, что дразнили их «женихом» и «невестой».
Разумеется, они любили друг друга. Это просто бросалось в глаза. Но какой любовью?
Думаю, Марк начал задумываться над этим вопросом годам к десяти. С самого рождения, вернее, с момента катастрофы, они с Эмили спали в двухъярусной кровати. Он — внизу, Лили — наверху. Позже Николь внесла в этот порядок кое-какие изменения: за Марком осталась их прежде общая с сестрой маленькая спальня, а Эмили перебралась в спальню к бабушке.
Николь старалась делать все, что было в ее силах. Все, что позволяли ей скромные средства. И почти всегда находила решение очередной проблемы.
Выше я говорил, что давно задавался вопросом: что за любовь их объединяла?
Признаюсь, я на этом не остановился. Я за ними подглядывал. Шпионил, как презренный папарацци. Снабдил Назыма камерой с телеобъективом. На всякий случай.
Впустую. Чувство на пленку не заснимешь.
Что за любовь?
Ответ на этот вопрос знают только они двое. Если знают…
Я — нет.
Даже наука оказалась бессильна мне помочь.
Впрочем, об этом чуть ниже.
Лили исполнилось пятнадцать лет.
Тест ДНК… Этот проклятый тест ДНК.
Сам я с ним не торопился. Хотя подозревал, что в конце концов Матильда де Карвиль потребует, чтобы я его организовал. Засунет куда подальше свою религиозную этику и заставит говорить гены. А Бог и вера — побоку. Она жаждала узнать истину. Что ж, вполне человеческая реакция. Странно, что она так долго сопротивлялась.
Что касается меня, то я отнюдь не горел желанием проводить подобный анализ. Честно говоря, побаивался. Поставьте себя на мое место. Пятнадцать
Вот ведь подлость. Чертова наука!
Строчки плясали у Марка перед глазами.
«Что за любовь?
Ответ на этот вопрос знают только они двое. Если знают…»
За окном проплывали холмистые пустоши области Ко. Бежали линии электропередачи, протянутые от атомных станций до самого Дьеппа.
«Что за любовь?»
Неужели старый сыщик, вооруженный камерой с телеобъективом, сумел в чем-то разобраться? Вряд ли. Никто не сумел.
«Жених и невеста»…
В ушах у Марка словно наяву зазвучали детские вопли. Завыванья глупых сопляков, уверенных, что изображают реактивный самолет.
«Жених и невеста»…
Лили, где ты?
Продолжать обзванивать больницы? Бессмысленно.
«Жених и невеста»…
Кто еще кроме них самих был в курсе? Кто знал их тайну?
Никто. На нее в тетради Гран-Дюка не было ни намека. Остальным и вовсе было невдомек.
Это произошло меньше двух месяцев назад.
16 августа.
Лили еще не исполнилось восемнадцати лет.
Марк закрыл глаза.
Меньше двух месяцев назад.
43
16 августа 1998 г., 18.00.
«Сумасшедшая идея, — подумал Марк. — Устраивать пробежку в разгар августа!» День клонился к вечеру, но термометр упорно показывал почти тридцать градусов. Для Нормандии такая жара — явление исключительное.
Но Лили это не отпугнуло. Она сидела на корточках возле двери дома на улице Пошоль и спокойно зашнуровывала кроссовки. Марк вздохнул. Затем нехотя скинул сандалии и полез доставать спортивную обувь.
— Давай шевелись, лодырь! — колокольчиком прозвенел голос Лили.
Свои светлые волосы она завязала в хвост голубенькой резинкой. Марку очень нравилось, когда Лили убирала волосы, открывая лоб. Ему казалось, что с такой прической ее лицо обретает прямо-таки царственное величие. Лили уже нетерпеливо подпрыгивала у порога.
— Поторапливайся!
— Иду, иду…
С тех пор как Лили получила по физкультуре 18 баллов, [11] она увлекалась джоггингом. Тренировалась всю весну, не меньше пяти часов в неделю. Под чутким руководством Марка.
Марк никак не мог найти левый кроссовок.
— Ты что, передумал?
— Да иду уже, иду.
Лили взяла бутылку минералки и, запрокинув голову, принялась пить прямо из горлышка. По губам, по подбородку, по шее потекла тоненькая струйка воды. Марк отвел взгляд. Ему стало не по себе. В который раз…
11
Во французских школах принята 20-балльная шкала оценки.