Самолёт для валькирии
Шрифт:
Григорий однако, удивился такому вопросу. Он как-то и забыл что как раз своего журналиста он и не успел просветить насчёт ТТХ "Валькирии".
– В зависимости от ветров по трассе -- от четырёх, до пяти часов лететь будем.
– сообщил он, но потом, предупреждая следующие вопросы дополнил.
– То есть, максимум через пять часов мы будем над Москвой.
– Но какая же скорость у самолёта?!!
– округлились глаза у репортёра.
Григорий же просто посмотрел через плечо Ольги на приборную доску.
– Сейчас --
Глаза у журналиста уже по привычке, наверное, округлились, но он быстро пришёл в себя и задал следующий. Напрашивающийся.
– Но вы сказали "сейчас"... может быть и другая скорость.
– Естественно. Если задует встречный ветер, будет ниже. Мы же летим со скоростью двести не относительно земли, а относительно воздуха. Сейчас ветра почти нет. Так что делайте выводы.
Собственно полёт так и прошёл под мерное гудение двигателя, доклады штурмана о пролёте над очередным населённым пунктом с таким-то названием и с текущим временем. Хронометраж также был в попутной обязанности журналиста. Григорию же только и оставалось подтверждать сообщения Катерины. Но когда наконец приблизились к первопрестольной он засуетился. Вытащил "мешки" и положил их в своё кресло.
Непосвящённый в дело репортёр только крякнул не решаясь спросить. Слишком уж суровый вид был у Григория, когда он разбирал лямки у этих "мешков". Заёрзала на своём месте Ольга. Как раз посыпались доклады по радио от Московского аэродрома.
Григорий глянул за окно, кивнул каким-то своим мыслям, снял свою форменную фуражку и протянул репортёру.
– Когда приземлишься -- принесёшь мне.
– бросил он загадочное. Зачем так -- репортёр не понял. Впрочем, продолжение было ещё более странным с его точки зрения.
Григорий одел на голову кожаный шлем и широченные очки, закрывающие половину лица. Нацепил на себя лямки странного мешка, проверил ещё раз всё как на нём всё сидит и принялся разглядывать проплывающие внизу ландшафты.
Вскоре, однако, оторвался и полез к Ольге.
– Как и договаривались: не снижайся пока я не прыгну. Держи самолёт ровно. Я иду на затяжной. Чтобы поменьше болтаться в воздухе. Сделаешь круг над полем и после этого можно будет идти на посадку.
Ольга глянула на Григория. И как-то даже лихорадочно пожелала удачи.
– Всё будет пучком!
– радостно заверил Григорий всех, чем ещё больше ввёл в замешательство и авиатрисс, и репортёра.
– Хорошо сидишь?
– внезапно оскалившись в ехидной улыбке спросил Григорий у пассажира.
– Хорошо пристёгнут?
Тот с готовностью закивал.
– Вот и сиди. Пока самолёт не приземлится. Уяснил?
Репортёр недоумённо закивал.
– И не дай бог мне мешать!
– вдруг выпалил Григорий и для пущей убедительности показал репортёру кулак. Тот вообще потерялся. Но когда Григорий вдруг открыл дверь слева от себя, переполошился.
– Я сказал! Сидишь ровно и ничего не делаешь!
–
– Пора!
– вдруг выкрикнула Ольга.
– Эх! Как я люблю летать!
– с каким-то нереально диким вожделением выкрикнул Григорий и неожиданно для репортёра рванул в открытую дверь. Он и ахнуть не успел, как салон опустел.
– Сиди и не дёргайся!
– вдруг очень сурово крикнула Ольга, заметив порыв репортёра и вдруг, почти как сам Румата выпалила.
– Всё под контролем!
Ольга верила "господину Румате". Она просто ЗНАЛА, что с ним ничего не может случиться плохого...
А меж тем, грандиозная толпа собравшаяся на поле возле недавно расчерченной ВПП заметила летящий в вышине самолётик и взорвалась приветственными криками. Но вдруг, от самолёта оторвалась какая-то чёрная точка и начала падать. И когда на земле поняли, что падает не какой-то мешок, а именно человек, ибо вёл себя слишком осмысленно, начался массовый падёж дам. В обморок.
Да и мужики, когда увидели падающего человека обомлели. На поле воцарилась почти полная тишина. Только и слышно было как стрекочут в траве кузнечики и шелестит ветер в траве.
А там в небе, Григорий летел к земле раскинув руки и ноги, застабилизировав своё тело в потоках воздуха и в душе его звучала старая-добрая песня:
И оборвали крик мой,
И обожгли мне щеки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне
Вогнали вновь на вдохе
Веселые, беспечные
Воздушные потоки.
Я попал к ним в умелые, цепкие руки:
Мнут, швыряют меня - что хотят, то творят!
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю шутя - все подряд.
Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном свободном паденье -
Восемнадцать недолгих секунд.
А теперь - некрасив я, горбат с двух сторон,
В каждом горбе - спасительный шелк.
Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен
В затяжной, неслучайный прыжок!
Беспримерный прыжок из глубин стратосферы -
По сигналу "Пошел!" я шагнул в никуда,-
За невидимой тенью безликой химеры,
За свободным паденьем - айда!
Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,
Хоть условья паденья не те.
Но и падать свободно нельзя -- потому,
Что мы падаем не в пустоте.
Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:
"Не тяни за кольцо - скоро легкость придет..."
До земли триста метров - сейчас будет поздно!
Ветер врет, обязательно врет!
Стропы рвут меня вверх, выстрел купола -- стоп!
И - как не было этих минут.